— И если исключить предательство Делары как правдивой и независимой женщины...
— То, значит, там, где они бывали, находилось подслушивающее устройство, — закончил Солонин. — И те, кто пользовался им, отправили нашего Алекпера загорать в Акапулько.
— Вот теперь кое-что сходится, — согласился я. — Из тебя получился бы неплохой аналитик... И все же здесь пока много неясного. Убийство Новруза, например. Зачем кому-то, кто это сделал, нужно было раскрывать то, что они записывают разговоры Самеда?
— И само убийство... — добавил Солонин. — Демонстративное и вызывающее. Вот, мол, что кое-кого ждет. Уж не нас ли с вами, мистер Косецки?
— Запугиваете, начальник, — сказал я. — И так голова кругом. Мне бы сейчас мудрую голову Славы Грязнова, когда он в хорошем подпитии... А что, если ему позвонить?
— Звоните, — «разрешил» Солонин. — А я бы пока занялся другим делом... Следовало бы поговорить с госпожой Амировой, вам не кажется? Пусть покажет мне их гнездышко, сколь бы засекреченным оно ни было. Уверен, что там все прослушивается... Ведь не лень же было кому-то установить там подслушку.
Очень уж он вошел в роль, думал я, набирая цифры номера и шифра, предвкушая, что сейчас услышу драгоценный голос своего старого друга.
— Да... — хрипло сказал Слава. Его голос был великолепно слышен, как если бы он был где-нибудь рядом.
— Здорово, — сказал я. — Что у тебя слышно по нашим общим делам?
— А ничего хорошего, — ответил он устало. — Голова разрывается. Бандиты до того обнаглели, что не просто убивают клиентов, а норовят демонстративно перерезать горло. Для устрашения человечества.
— И у вас тоже?
— Тоже? — переспросил Слава. — Что это значит?
— Ну у нас это вроде как положено, — сказал я. — В традициях восточных головорезов. Так убили недавно друга нашего общего знакомого Самеда.
— У нас — двоих, — вздохнул Слава. — Одного тюменского «генерала» и его заместителя. Ив- лева — в Тюмени, его зама, Бригаднова, — в Москве.
— Ты обратил внимание, кто сел на их место?
— Надо бы... — сказал Грязнов. — Все руки не доходят.
— Не узнаю тебя. С этого надо было начинать.
— Стареем, — сказал Слава. Но кое-что знаю... Может, слышал про такого Гошу Козлачевского?
— Не один раз, — ответил я. — Он сел на место погибших?
— Ему и у себя хорошо. А сел как раз его бывший подельник, с ним вместе он когда-то мотал срок. И что характерно, этот Коноплев прежде никакого отношения к нефти не имел. И в Сибири никогда не жил.
— Пешка?
— Проходная, — хмыкнул Слава. — Мне недавно оттуда, из Тюмени, Фрязин звонил. — Набрался дури и полетел с ними в одном самолете в Тюмень. И все-все в том самолете разглядел. Говорит, что Коноплев не более чем «шестерка», в рот хозяину смотрит.
— Но ведь фирма, — сказал я. — Акционерное общество. Есть собрание акционеров, просто так лишь бы кто не пройдет.
— Я тебя умоляю... — остановил меня Слава. — Вопрос в другом: у кого пакет? Не у того ли, с кем не могли поладить предыдущие «генералы»? Сейчас все твои акционеры сидят и смотрят, чья возьмет. После собрания, конечно, поворчат, когда будут расходиться... Теперь с этим поездом, будь он неладен. Говорил тебе, нет?
— Напомни.
— Цистерны с песком пришли. И никаких следов. По накладным вроде адресат в Тюмени. Тот же «Сургутнефтегаз», где теперь этот Коноплев... Ты меня слушаешь или нет?
— Слушаю, слушаю...
— Тебе неинтересно, я понимаю, — сказал Слава. — Тебе международных авантюристов ловить интересней. Но все равно эти ребята, про которых я рассказываю, доберутся когда-нибудь и до Баку, понимаешь?
— Уже добрались.
— Тогда слушай, — продолжал Слава. — Этому Коноплеву — все до фени. Пропал эшелон с нефтепродуктами — так не он же виноват... Он и так всю бухгалтерию разогнал, свою, говорит, команду набирать буду.
— Это он тебе сказал?
— Не мне. Фрязину. Володя в Тюмени сейчас безвылазно сидит. Иногда звонит. Ничего тебе это не напоминает?
— Надо подумать, — сказал я. — Разговор нешуточный. Во всяком случае — не телефонный... Что-то такое вспоминается, когда все вспомню, позвоню.
И положил трубку.
— И что? — спросил Витя.
— Как в сказке, — сказал я. — Чем дальше, тем страшнее. И не мельтеши перед глазами.
— Чапай думать будет! — хмыкнул он и стал напяливать на себя свою амуницию, явно куда-то собираясь.
— Ты куда? — спросил я.