— Юлечка… я всегда хотел для тебя только самого хорошего. Если ты считаешь, что это оно (движение эспаньолкой в сторону Алексея), то препятствовать твоему решению я не буду.
Часом позже, когда профессор отбыл на факультативные занятия, Юля сказала:
— Он нас благословил. Можем готовиться к свадьбе.
— А мне показалось, что он меня даже за человека не считает, — пожаловался Касаткин.
— Он всегда такой, не бери в голову. Когда мы с ним вдвоем, он меня о тебе расспрашивает: на каком ты счету у тренеров, как далеко может продвинуться твоя карьера, не собираешься ли ты в Москву переехать, если, допустим, в ЦСКА пригласят…
— Но я и сам не знаю насчет карьеры. В ЦСКА пока не приглашали.
— Не волнуйся, я ему сказала, что ты скоро Горди Хоу переплюнешь. Так что и Москва, и сборная — все это не за горами. Поэтому он такой добрый.
Они сидели в просторной кухне Миклашевских и пили зеленый чай. Касаткин подавился и панически прокашлял:
— Ты что! Это же еще вилами по воде… Никаких гарантий…
— Ерунда! — беспечно вымолвила Юля. — Это тебе аванс. Будешь теперь вдвойне стараться.
— Да я и так не расслабляюсь…
— Вот и расслабься. То есть тьфу… успокойся. Делай свое дело: катайся, бей по шайбе, — а остальное я улажу.
Что она подразумевала под остальным, Касаткин не понял. То ли его продвижение вверх, то ли все, что касалось предстоящего бракосочетания.
Он был осведомлен, что у профессора Миклашевского немало контактов в самых разных сферах, в том числе и в спортивной. Будущему тестю ничего не стоило замолвить словечко, и переход Алексея в ЦСКА смотрелся отнюдь не фантастично.
Но опять протекция, блат… увольте! Он об этом уже говорил Юле, когда предлагала устроить его в университет. Начинать с выклянчивания преференций семейную жизнь — такой, товарищи, моветон, что и представить невозможно.
Он не стал углубляться в тему, перескочил на другое:
— Может, в кино сходим? Вечер свободный.
— А что сейчас идет?
— «Семьдесят два градуса ниже нуля». Приключения, про Антарктику…
— Да ну ее, эту Антарктику… — Юля поежилась. — Не люблю холод. Скоро зима, еще намерзнемся. Давай лучше в ювелирный сходим, кольца присмотрим. Или передумал жениться?
Ничего он не передумал. Просто возникло одно обстоятельство, о котором он собирался рассказать, да смелости не хватало.
— Юль… со свадьбой подождать надо. Я уезжаю…
— Куда? — Она вскинула бровки. — На турнир?
— В лагерь. Петрович для нас выбил на месяц. Чтобы отдохнули перед стартом.
«Лагерь» — это он по пионерской привычке так выразился. Если формулировать точно, спортивно-оздоровительный комплекс на берегу реки Волхов, недалеко от Старой Ладоги. Клочков еще три недели назад написал письмо в штаб Балтфлота с просьбой выделить «Авроре» место для заключительной фазы предсезонной подготовки.
Он целое лето муштровал команду на искусственных катках, давал упражнения на растяжку и развитие мускулатуры, проводил уроки по тактике и добился своего: «Аврора» превратилась в отлаженный механизм. Это показали две контрольные встречи с клубами из Пскова и Новгорода, закончившиеся убедительными победами ленинградцев. Присутствовавший на последней игре начштаба Рукавишников, обычно скупой на похвалы, похлопал в ладоши и признал: «Молодцы!»
Старт союзного чемпионата намечался на первое октября, в запасе был еще месяц. Клочков опасался загонять и пережечь команду, поэтому придумал переменить обстановку и перевести игроков на менее насыщенный режим. Пускай подышат воздухом, насладятся сентябрьским солнышком, которое в южном Приладожье светило щедро.
На письмо пришел положительный ответ. «Авроре» выделили несколько жилых блоков, расположенных метрах в двухстах от берега реки, в сосновом бору. Все расходы, связанные с проживанием, питанием и транспортом, взял на себя флот. Это ли не мечта? Так думал каждый в команде, не исключая и Касаткина.
Но что подумает Юля, когда узнает, что предстоит расставание?
Сцен она устраивать не стала, восприняла новость адекватно, сказала: «Надо так надо. Поезжай, дождусь». Его даже немного покоробил этот бесцветный тон.
— Что-то не так? — спросила она, увидев выражение его лица.
Алексей ляпнул, как ревнивый восьмиклассник:
— Ты меня любишь?
Юля рассмеялась звонко и открыто:
— Дурачок! Ты сомневаешься?
Обняла его, прильнула всем телом, их губы слились в поцелуе. Иных доказательств Алексей и не требовал, уехал в так называемый лагерь умиротворенным. Условились, что будут переписываться, а если где-нибудь в блоке найдется телефон, то еще лучше. Уже покачиваясь в кресле флотского «Икаруса», Касаткин подумал, что в ближайшем поселке есть какой-никакой почтамт, откуда можно позвонить. Пусть до него пять… да все десять километров, будет в радость их пробежать, лишь бы услышать любимый голос. Заодно и икроножные мышцы подкачает.