…Первые дни на новом месте прошли сказочно. Клочков прекрасно помнил, зачем привез сюда своих гладиаторов: предоставил им вдоволь свободного времени, тренировки проходили раз в день по два часа плюс час на теорию. А дальше — гуляй не хочу!
И Касаткин гулял. Он уходил далеко в чащу, вбирал в легкие лесную свежесть с привкусом прелой осенней листвы, с пряными грибными запахами и ягодной кислинкой. Он, всю жизнь проведший в душном, провонявшем выхлопными газами городе, позабыл, что можно дышать так привольно, с почти гастрономическим наслаждением, будто смакуешь изысканное блюдо.
Еще он часто ходил к реке, смотрел на рыбацкие лодчонки, на мелкую рябь, что бежала по воде, на поросшие жухлой травой холмы, в которых, как сказывали местные, скрыты погребения тысячелетней давности… Отовсюду веяло вечностью и покоем. После трехмесячного сумасшедшего гона это было непривычно, но так замечательно!
В занятия партнеров по команде Касаткин не вникал. Чем они развлекались, как проводили досуг — ему было неинтересно. Не то чтобы он был безучастен к ним, нет. Стратегия Петровича оказалась действенной: за лето они сплотились, перестали ощущать себя двумя враждующими группировками, молодые и «старики» отныне вели себя как равные, никакой дискриминации. Касаткин подружился с Панченко, да и Чуркин с Дончуком уже не глядели буками. Однако здесь, в природном царстве, Алексею хотелось уединения. Без анекдотов Белоногова, без трескотни Шкута, без матросских прибауток Петровича. Только торжественная тишина соснового бора.
Так длилось неделю или полторы. Но однажды умиротворенность распахнутого в небо лесного храма была разрушена.
Касаткин шел себе излюбленной тропинкой к Волхову, насвистывал песенку «До свиданья, лето!» из недавно просмотренного фильма о баскетболистах, как вдруг наметанным глазом хоккеиста засек сбоку шевеление.
Остановился, прислушался. За шевелением последовал странный хруст, точно кто-то бил батогом по снопам.
Касаткин раздвинул густой кустарник и увидел на широкой поляне Фомичева. Денис стоял к нему вполоборота и злобно, с оскаленными зубами стегал сучковатой палкой заросли папоротника. Занятие бессмысленное, глупейшее, но Фомичев, казалось, вкладывал в него всего себя, всю накопившуюся в теле энергию. Толстые стебли под неистовыми ударами всхлипывали, ломались, падали как подкошенные к его ногам, а он продолжал хлестать и хлестать. Ни дать ни взять ратник на поле битвы, крушащий ненавистных супостатов.
— Дэн! — решился окликнуть Касаткин. — Ты чего вытворяешь?
Рука Фомичева повисла в воздухе. Он повернул голову, посмотрел на Алексея и, разом обмякнув, выронил палку.
Касаткин подошел, вгляделся в его глаза, в которых только что пульсировала ярость, а теперь набухала влага.
— Денис! — Он взял Фомичева за плечи. — Ты меня слышишь?
Стояла удивительная тишь. Куда-то подевались птицы, онемели и хвоя с листвой, не тревожимые ветром.
Касаткин ногой сгреб поваленный папоротник, сел на него, усадил рядом Дениса.
— Не молчи! Ты чего такой?
Разговорить Фомичева удалось не сразу. Он ушел в себя и поначалу отказывался отвечать, а после, когда все-таки разомкнул сжатые губы, понес какую-то галиматью про одиночество и непонимание. Насилу Алексей докопался до сути.
— Это из-за того, что тебя в капитаны не выбрали?
Ох и скрытный человек этот Денис Фомичев! Все лето вел себя как ни в чем не бывало, а оказывается, носил в сердце жгучую обиду. И не просто носил, а нянчил ее, растил, пока не вымахала размером со староладожскую колокольню. Тогда-то он, распираемый изнутри, побежал в лес и принялся сминать все, что подворачивалось под руку.
— Капитанство — нет… Обходился без него, обойдусь и дальше… — выталкивал он из себя горячечные откровения. — Ты глянь вокруг: до меня никому дела нет… как до пустого места! Есть Фомичев, нет Фомичева — какая разница? Сдохну я сегодня — никто и не почешется…
— Денис, ты кретин, — с чувством промолвил Касаткин. — Откуда у тебя мысли такие? Ты в команде — один из лучших. Ребята тебя ценят, Петрович уважает…
Фомичев замотал головой, как лошадь, отгоняющая комаров.
— Лицемерие! В глаза говорят одно, а за спиной гогочут…