Елизавету пробрала дрожь. Она чувствовала себя не столько королевой, сколько юной и растерянной девушкой. Внимательно глядя на него, она заметила, что кандалы причиняют ему боль. Но она не прикажет, чтобы их сняли: пусть страдает, раз так обошелся с ней.
— Можете встать.
Лэм так изящно поднялся с колен, как удалось бы лишь немногим, чьи руки скованы за спиной.
— Благодарю вас.
Елизавету раздражало, что за каждым их жестом наблюдают, к каждому слову прислушиваются. Все же она напомнила себе, что не должна отпускать своих советников. Слишком опасно было оставаться с Лэмом О'Нилом наедине.
— Когда вас в следующий раз приведут ко мне, сначала выкупайтесь, потому что меня оскорбляет ваш отвратительный вид и ваш отвратительный запах, — откровенно заявила она.
— Я надеюсь, что следующий раз будет. — Он наклонил голову. — Я сам себе отвратителен, — вежливо сообщил он, глядя ей в глаза, — и уверен, что выгляжу, как бродяга из Брейдуэлла.
— Я могла бы послать вас в Брейдуэлл, — сказала Елизавета. Неужели он рассчитывает обольстить ее этим своим откровенным взглядом?
— Но в этом месте отбывают срок только бродяги и шлюхи. — Он довольно нахально приподнял брови.
— Тогда я, наверное, должна послать туда вашу приятельницу.
Его нахальство пропало, и в глазах что-то блеснуло.
— Любовница — это не шлюха.
— Вот как? Я не знала, что тут есть какая-то разница, — сказала Елизавета. — Вы к ней все еще неравнодушны? — спросила она, стараясь скрыть ревность.
— Она была хороша в постели.
— Где сейчас жена Джона Хоука?
— На моем острове.
Елизавете очень хотелось, чтобы они остались вдвоем. Она должна узнать правду.
— Прошу всех выйти, — приказала она.
Все это время Ормонд с гневом смотрел на них и теперь, бросив на О'Нила убийственный взгляд, как будто переживал за сестру, вышел следом за Уильямом Сесилом, топая ногами. Лечестер не торопился повиноваться. С озабоченным видом он приблизился к королеве.
— Ваше величество, — начал он, пытаясь что-то возразить.
Елизавета смерила его ледяным взглядом. Черт побери, сейчас ей было не до Роберта! У нее на уме был только пират.
— Вы тоже, милорд. Я желаю поговорить с ним наедине.
— Это неразумно, — сказал Дадли, вспыхнув от злости.
— Я королева, и если я желаю поступить неразумно, так тому и быть.
Дадли в ярости повернулся и вышел. Елизавета заметила, что Хоук с мрачным видом все еще стоит у двери.
— И вы, сэр Джон.
Хоук поклонился. Он был так же взбешен, как Лечестер, но Елизавета подумала, что отчасти это объясняется стыдом.
— Прошу прощения, ваше величество, но этот пират слишком опасен. — Он нерешительно замолчал. — И я мог бы что-то узнать о моей жене, если позволите.
— Может, пират и изменник, но мне он не причинит вреда. О своей жене вы сможете узнать позже. Уходите, — приказала она Хоуку.
Он щелкнул каблуками и удалился. Елизавета стиснула вдруг взмокшие ладони. Ее взгляд нашел глаза Лэма.
— Вы ведь не причините мне вреда, негодяй? Он мягко улыбнулся.
— Нет.
Ее и без того нерешительное сердце совсем растаяло. Этот Лэм был таким, каким она его знала, каким он ей нравился. Чертов подлец, наемник, изменник! Она по своей привычке принялась расхаживать по комнате.
— Уже несколько лет назад вы стали хозяином на море, и у нас с вами всегда было соглашение — молчаливое, но вы действовали в соответствии с ним, — сказала она. — Вы нападали только в том случае, когда это не вредило моим планам или способствовало им, даже если это были совсем секретные планы. — Она помолчала, повернувшись к нему. — Почему? Почему вы изменили мне, Лэм?
Лицо Лэма приняло серьезное выражение.
— Прошу вас, Бет, выслушайте меня внимательно, очень внимательно.
Ей не понравилось его фамильярное обращение.
— Я слушаю. И жду. Я очень долго ждала этого объяснения, — чопорно сказала Елизавета.
— У меня было единственное намерение — не повредить вам.
Елизавета замерла. Это была уже не королева, а просто женщина, которая не решалась добиваться исполнения всех своих желаний.
— Вы знаете, что я вовсе не папист. Ведь вам известно, что за время правления вашей сестры я видел слишком много смертей на костре, чтобы поддерживать фанатика вроде Фитцмориса.
— Мне это известно. Потому-то я вас и не понимаю, Лэм, — сказала Елизавета. — Вы предали меня, Лэм. — Вашего друга и вашу королеву.
— Нет. — Лэм подошел ближе. — Я вас не предал. Уже много лет вы боретесь с ирландскими мятежниками, но так и не добились успеха. Не секрет, что лорд Перро не может схватить Фитцмориса. Но я, — блестя глазами, он сделал эффектную паузу, — я могу поймать паписта, Бет, и поймаю, если вы дадите мне свободу.
Елизавета только рот открыла.
— Новые козни? — вскричала она. — Что за ерунда? Вы просите, чтобы я вас освободила.1 Но ведь вы изменник. Изменник, и должны быть повешены.
Лэм не выказал ни малейшего страха. Он терпеливо сказал:
— Вы не слушаете, Бет.
— Что вы можете сказать такого, чтобы я решила освободить вас?
Он чуть заметно улыбнулся:
— Я никогда вам не изменял. Совсем наоборот. Я вступил в рискованный союз с Фитцморисом, для того чтобы отдать вашего самого заклятого врага в ваши руки.
Елизавета уставилась на него.
— Что же удивительного в том, что я в ваших интересах решил сыграть роль шпиона? Кто, как не я, имеет лучшие возможности и подходящую репутацию, чтобы заманить Фитцмориса в ловушку? — проникновенно сказал он.
Елизавета молчала, лихорадочно обдумывая его слова. Разум подсказывал ей не доверять ему, сердце требовало верить и надеяться.
— Я поддержал его только для того, чтобы его свалить, — спокойно продолжал О'Нил, улыбаясь улыбкой победителя, улыбкой игрока, знающего выигрышный ход. — И когда я это сделаю, я надеюсь на высочайшее вознаграждение. — Он посмотрел ей прямо в глаза.
Елизавета отвернулась, представляя, какого рода вознаграждение он мог потребовать. Этого не решился бы просить никто другой — исключительно личное, исключительно интимное. Она уже чувствовала вкус его поцелуев, ощущала его ласки. Она облизнула губы, стараясь выкинуть из головы эти чисто женские нелепые мысли. Она была королевой. Она не могла допустить, чтобы он соблазнил ее.