========== Конфигурация двадцать шестая ==========
Сказать, что я не ожидала того, что произошло на следующую ночь – значит, ничего не сказать. Однако с тех самых пор я твёрдо решила устраивать внезапные попойки только рядом с домом.
Итак, я просыпаюсь неизвестно где. Сюрприз!
Пасторальные зелёные холмы и смешанный лес. Оглядываюсь. Созвездия мне не знакомы. Это не моё святилище. Кажется, на горизонте виднеется Железный лес… Я что же, дотопала сюда пешком после вчерашнего?..
Выходит, что так, ибо не похоже, чтобы я пользовалась меркабой для перехода. Ноги ноют… но от чего? Я была в кабаке Волчьей Шкуры, потом поболтала по душам с собадью, потом…
Провал. Но я чувствую какую-то тревогу.
Будь проклят создатель мут-дью! Даже если я когда-нибудь и создам его статую – я тут же разобью её на мелкие кусочки, ибо этот провал в памяти точно произошёл по вине пойла.
Так, сосредоточиться. Вчерашняя ночь. Я на грани пробуждения, и…
И что?
Нет, я слишком много думаю – можно было просто открыть портал и в самом деле смахаться отсюда. Но нет же…
Мои раздумья прерывает свист пращи и попадание камня точнёхонько промеж лопаток. Боль настолько резкая, что у меня темнеет в глазах.
– Вот она!
Я быстро оглядываюсь, не давая себе упасть на колени. Увиденное может порадовать кого угодно, но только не меня.
Если ты имеешь своё мнение – готовься остаться с ним в полном одиночестве.
Если ты не только имеешь, но ещё и открыто демонстрируешь свою жизненную позицию – готовься, что найдутся несогласные и однажды предпримут попытку переубедить тебя силой.
Вот. Именно такой момент.
Религионеры.
– Оставьте меня в покое, я не желаю зла.
– Нечистая сила многолика в своих воплощениях! Покайся, грешница!
– Опять? – скорее удивляюсь, нежели испытываю возмущение я. Вечно одно и то же, – Необязательно было в меня кидаться. Давайте просто разойдёмся, пока все целы и невредимы.
– Складно говоришь, ведьма, да только нет тебе прощения! – старший из братии (всего их четверо, одна – женщина) потрясает кулаком в воздухе.
Не могу поверить, что спрашиваю, но…
– А что я сделала?
– Ты меняешь облики, превращаешься в разных тварей, но самое страшное… – существо моего пола выдерживает достойную аплодисментов драматическую паузу, – Твоё тело! Где твоя честь и скромность, где твоя покорность?! Опомнись, не то будет поздно!
– Моё мировоззрение таково, что люди тоже являются животными, – спокойно поясняю я, надеясь, что от возмущения они перестанут столь угрожающе надвигаться в мою сторону.
– Да как ты смеешь?!
– А исходя из этого, моё тело не более отвратительно, чем тело кошки или собаки. Мир сновидений – общее достояние и никому не принадлежит. А значит, здесь нет и свода законов наряду с запретами. Мне не нужна ни ваша, ни чья-нибудь другая религия. В моей системе мира нет места богу или богам. Я не пытаюсь переубедить вас – вы вправе жить в том мире, в котором вам удобно. И поэтому прошу отнестись уважительно и ко мне.
– Не будет тебе уважения, бесово отродье, пока не покаешься и не станешь вести себя сообразно порядочной женщине! Ты признаёшь свою вину?
– Моей вины нет, – пожимаю плечами я. Мышцы на ногах судорожно напрягаются. Видимо, конфликт переходит в разряд неизбежных.
– Значит, ты отказываешься признаться? У тебя всё ещё есть шанс покаяться.
– У вас всё ещё есть шанс убраться, – я прикидываю, владеет ли кто-то из них техникой наложения глифов.
Поздно.
Пора наутёк.
И…
Ну да, подкрались сзади. Классика. Я превращаюсь в мангуста, чтобы нырнуть им под ноги, а потом мчу изо всех сил, обратившись волком. Сзади творят глиф – и в следующую секунду мои лапы повисают в пустоте.
Кошка!
Тело слушается сигнала как раз вовремя, и я аккуратно приземляюсь на дно выпрошенного у пространства карьера, а мои преследователи тяжело плюхаются следом.
– Не уйдёшь!
Воздух вибрирует. Купол! Они создают купол! Чёрт!!
Я снова принимаю волчью форму и вцепляюсь зубами в энергетическую преграду, но над ней работают сразу два адепта, и она мне не поддаётся. Оборачиваюсь к ним и клянусь запомнить каждого. Вся взъерошилась, хвост словно вымпел, и какое-то время они боятся подходить, глядя на жемчужный ряд моих зубов, поблёскивающих в сумраке.
– Чего встали? Хватайте её!
То, что они смогут меня побороть – вот эти молодцы с бицепсами, как моя голова – даже не вызывает сомнений. Однако купол ещё не сомкнулся на вершине, а эти ребята любят церемониал…
Да, вот и он, долгожданный церемониал. Они суют мне в морду полуистлевшую книгу. Я сейчас что, обязана корчиться от боли? Нет, они серьёзно?!
И, в тот самый момент, когда к моему загривку тянется тяжёлая ручища…
ВЫПЬ!
Облик так быстро схлопывается в новую форму, что добытчик не успевает отреагировать и получает от меня клевок прямо в лоб. Я взлетаю, но…
У выпей есть один недостаток. Длинные ноги.
Меня швыряют наотмашь, и по волне тупой боли, охватившей солнечное сплетение, я понимаю, что их терпение кончилось. Я успеваю снова превратиться в волка, но они набрасываются на меня с такой яростью, что, будь мне нужен здесь кислород, в лёгких бы уже воцарился идеальный вакуум. Я прикусила язык, от боли слезятся глаза, но я нахожу в себе силы скалиться. Пытаюсь встать, стряхнуть, но меня держат крепко. Поэтому я расслабляюсь – ни к чему так надрываться.
Пока.
Кажется, их несколько озадачило моё внезапное успокоение.
– Грешница, – говорит главный из них, садясь передо мной на корточки. Если бы я могла, я бы с радостью откусила его самодовольные яйца.
– М? – подталкиваю к продолжению я, раздувая ноздри с видом упыхавшегося на корриде быка.
– Прими свой достойный человеческий облик, хорошенько подумай и ступи на путь истинный. Я уверен, ты найдёшь нужные слова.
Их способность надеяться до последнего изумляет меня. Но он не сказал, нужные для кого или чего именно – и я вцепляюсь в эту непреднамеренную лакуну.
– Хм… – я немного хмурюсь, недовольная тем, что ко мне прикасаются, и поднимаю на него глаза. Успокоиться. Чуть улыбнуться.
И сказать…
– «Если бы кто-то посмел сказать всё, что он думает об этом мире, для него не осталось бы здесь места. Когда в мир является человек, мир наваливается на него и ломает ему хребет. Он не может жить среди этих всё ещё стоящих, но подгнивших колонн, среди этих разлагающихся людей. Наш мир – это ложь на фундаменте из огромного зыбучего страха. Если и рождается раз в столетие человек с жадным, ненасытным взором, человек, готовый перевернуть мир, чтобы создать новую расу людей, то любовь, которую он несёт в мир, превращают в желчь, а его самого – в бич человечества»…
Они пока думают, что я пою по их души. Что ж.
– «… Если является на свет книга, подобная взрыву, книга, способная жечь и ранить вам душу, знайте, что она написана человеком с ещё не переломанным хребтом, человеком, у которого есть только один способ защиты от этого мира – слово; и это слово всегда сильнее, чем все орудия пыток, изобретённые трусами для того, чтобы подавить чудо человеческой личности».
Они поняли. Сжимают сильнее, но я успею:
– «Если бы нашёлся кто-нибудь, способный передать всё, что у него на сердце, высказать всё, что он пережил, выложить всю правду, мир бы разлетелся на куски, рассыпался бы в прах – и…»
Сильно прижали. Я хриплю:
– «И ни Бог, ни случай…»
– Замолчи!
– «Ни воля не смогли бы собрать все эти…»
– Богохульство!
– «Кусочки, атомы, кванты, из которых он состоит».
Вместе с моей цитатой в их постные мины взглянул несравненный бунтарь Генри Миллер. И я растягиваю губы в улыбке. Я смеюсь вместе с ним. Над ними.
Этого мне не простят. Но это была моя минута торжества.