– Аврора бореалис.
Кажется, химик не верит своим ушам.
– Как? Разве живые люди могут…
– Я тренировалась перед приходом сюда, – киваю я, – И готова рискнуть.
Аврора бореалис. Вывертень. Душа наизнанку – вот её имена. Навык, способный распылить по всему вирту вздумавшего применить его. Насколько я знаю, это самое красочное умение из тех, для практики которых не нужно оружие или тайное знание. И Роборос не в состоянии отказаться.
– Ты серьёзно намерена это сделать? – на всякий случай переспрашивает он.
– Так мы договорились?
– Да… Но если ты не сможешь вернуть исходную целостность – я тут не при чём и не буду должен собирать твои клочья по миру сновидений!
– Мне бы не хватило наглости просить о чём-то подобном, – я устраиваюсь поудобнее, – Если ты готов, то постарайся не моргать.
– Сейчас, – он складывает мои покупки и подгребает все свои вещи под себя, зная, что аврора бореалис способна разметать всё окрест не хуже среднестатистического урагана. Иногда оно даже может использоваться как атака для крайнего случая, и тогда тот, кто её использует, в своей отваге и безумии может превзойти знаменитых берсерков.
Я удобно устраиваюсь на полу его лаборатории. Роборос хочет что-то сказать относительно моей ленивой полулежащей позы, но тут же закрывает рот. Такое положение тела, по идее, не позволит мне распылиться до точки невозврата.
Я прикрываю глаза и начинаю беззвучно шептать, сплошным текстом, как конкретные, так и абстрактные слова, позволяя им сливаться в практически бессмысленный текст. Где-то там – мои первые деньки в мире сновидений, моё первое превращение, моё первое золотое тело…
От кожи отделяется почти невидимый дымок, потом ещё и ещё. Пространство вокруг начинает светиться. Меня сотрясает дрожь, но это очень приятное чувство. Я рассеиваю себя порциями, а энергия скатывается в комки, слипается в образы. Надо мной появляется туманный силуэт огромного волка, которого разрывает пополам вдоль могучего тела, и две новообразованные головы исступленно рычат, становясь крыльями, покрытыми кожей и почками готовых развернуться перьев. Встаёт на дыбы лошадь. В радужном сиянии мечутся летучие мыши. Отблески всё интенсивнее. Меня неистово выгибает, будто пространство вздумало сделать из моего позвоночника лук. Цвета сливаются в золотой, и когда я вижу, что породила, мои зрачки сами собой расширяются от удивления.
Это она, с удлинённым каре, фиолетовой прядью в косой чёлке и в форме дримера. Корсет, наплечники, широкие штаны из парусины и глаза. Мои серые глаза. Её серые глаза, но без моего металлического блеска. Тёплые глаза, полные нежности и сострадания.
Наша с Голем мать. Я почти вижу её бейдж…
Нельзя! Пути назад нет. Я больше не пущу её в эту реальность. Она погибла, рожая нас.
Прости, плоть плоти моей. Я должна уничтожить тебя снова.
Полная метаморфоза мне сейчас не под силу, но челюсти согласно вытягиваются, а уши заостряются с этой восхитительной ноющей болью. В этот же момент золотистый образ, сосущий мою энергию, вытаскивает из кармана карту перевоплощения.
Спазм скручивает спящего где-то далеко и ничего не подозревающего носителя, когда я резким рывком встаю на уже просвечивающие ноги и одним точно выверенным движением вцепляюсь ей в горло, быстрым поворотом головы ломая послушную шею и чувствуя, как её жизнь, смирившаяся и покорённая, стекает ко мне в глотку. Естественный отбор. Выживают приспособленные.
Клац!
Всё закончилось. Волчьи челюсти захлопнулись в пустоте. Воздух всё ещё вибрирует, а витражи на окнах тоненько дрожат, словно испугались того, что увидели.
Роборос не шевелится. Еле дышит. Разноцветные глаза выпучены, как у глубоководной рыбины.
– Думаю, мы в расчёте, – я протягиваю руку и сразу же получаю тубус. Хочу попрощаться, но сейчас он едва ли ответит.
Пора вернуться к земному телу и вывести его из сонного паралича. Поэтому я вскарабкиваюсь на одну из каменных ниш, вспугивая устроившихся там белоснежных голубей с мохнатыми лапками, и отправляюсь проживать ещё один человеческий день, отстояв свою самость у существа, когда-то породившего меня.
Мне безумно жаль. Правда.
Но я для себя дороже.
========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Душесосуды ==========
Небольшой шедевр вирта, доставшийся от канувших в Лету некромантов. Представляет собой изготовляемый особым способом прозрачный плотный мешок с запаиваемым горлышком; нанесённый изнутри глиф «извлечь» позволяет собрать энергию убитого животного и предотвратить её дальнейшее рассеивание на желаемый срок. Сам сосуд помещается в ладонь, а из-за мягкости и эластичности может легко вешаться на пояс или складываться в рюкзак.
Именно благодаря душесосудам возникло понятие «соул». Соулом («душой») зовётся одна ёмкость, наполненная энергией до краёв (аналогично животному размером с собаку). Для более крупных животных используют особые душесосуды, которые можно отличить по голубоватому отливу и утолщённым по сравнению с обыкновенными стенкам.
Каждый дример получает пустые душесосуды безвозмездно от своего наставника; по завершении охоты чистильщик может либо предоставить результаты трудов руководителю, либо обменять энергию на оружие, одежду, технологию и пр.
========== Конфигурация шестьдесят шестая ==========
– Тс-с, ты что, разбудишь!
– Не мешайся!
– Шевелится… Ой!
– БУ! – выдыхаю я, и орава ребят с визгом и хохотом рассеивается по Академии.
– Хых, любители, – я сладко потягиваюсь и выползаю из своего лежбища.
Тварь Углов вынесет мне мозг, если я не принесу никакой истории. Да и мне самой любопытно, что обсуждает здешняя молодёжь.
Я закуриваю и отправляюсь на настоящую журналистскую охоту. Это крайне увлекательно: достаточно просто сделать нейтральное лицо и с ним подсесть к какой-нибудь дёрганой жертве. Собственно, всё искусство. И вопросы к месту, разумеется.
В аудитории или комнаты заходить бесполезно, там, как правило, все присутствующие заняты настолько, что кажется, будто каждый спасает как минимум сотню Вселенных. Ну их, пусть спасают.
Думаю, я найду свою историю в столовой. Как и всякое человечье заведение, оно претерпело разделение: для обычных и элиты. Дай зайду к золотым деточкам; обычно они только с виду крутые да неприступные, а в целом ещё более закомплексованные, чем другие.
Ага. Вот и то, что мне нужно.
– Здрась, – говорю я так, как здесь принято, шмякаясь напротив ничего не подозревающего парня, бездумно пожёвывающего хлебные палочки. Он вздрагивает, но пытается упаковаться в нахальство:
– Надо же, крайне креативный костюм… Погоди, а ты, часом, не Кали?
– Поразительно. Неужто я одна лазаю по вирту обнажённая и с короткой стрижкой, зачёсанной как волчьи уши? Это никогда не казалось мне верхом оригинальности, – я выдыхаю облачко дыма, покрывающее его породистые чёрные брови инеем. Сам он блондин, высокий и изящно сложенный. По таким обычно сохнут до последнего и таскаются «хвостом» в километр длиной.
Но он один. И, судя по всему, в редкостном раздрае.
– Значит, ты Кали.
– Значит, что да. А ты?
– Мидал, – он протягивает руку, – Угостить тебя, красотка?
– Сразу предупрежу: я пожру за твой счёт и свалю восвояси. Это всех касается, – объявляю я чуть громе, чтобы слышали владельцы заинтересованных взглядов, – То, что я показываю своё тело, вовсе не означает, что получить его может любой желающий. К тому же у меня маленькая грудь, всегда можно поискать получше… Так ведь, мальчики?
Они каменеют от неожиданности, но потом разражаются басовитым хохотом, и уже через минуту воспринимают меня как выставленное в витрине восковое пирожное.
Отлично. Я замаскировалась, пора за работу.
– Ты не промах, – мой собеседник пододвигает мне меню и угольный лёд.