Живая радуга африканского племени мягко развернулась, изогнувшись широченной параболой. Мы скатились к основанию его головы и ухватились за клочковатую гриву. Голем едва избежала встречи с костистым рогом, неприметным бугром выглядывавшим из серебристой поросли.
– Случай меня! – крикнула я добравшись до ушного отверстия ящера, – Слушай!! Мне нужна помощь!
Чешуя подо мной передала ногам слабое подёргивание. Меня воспринимали.
– Мне просто нужно добраться до нити, – пояснила я, пока зверь разворачивался для нового пике, – И я вижу там тучку. Ты попьёшь – а мы свалим восвояси. Пожалуйста!
«А если нет – я буду до изнеможения орать тебе в ухо!».
Ко мне перекатилось поистине восхитительное глазное яблоко, в котором были со всеми удобствами устроены три зрачка в нежно-розовых кольцах радужек. Он слегка прищурился. Для него мы с Голем были просто блохами. Однако блохами разумными, и едва ли он мог получить удовольствие от созерцания нашего мучительного конца.
Так что я была готова просто завопить от счастья, когда мы приблизились к утерянной части себя.
– Спасибо огромное! – мы с Голем прыгнули, прирастая к нашей пуповине, и сделали это как раз вовремя – носителю пора было просыпаться. Радужный дракон остался в своём мире, а нам предстояло воевать с нашим давним соперником под названием сонный паралич.
– … Так и? – наконец, решается спросить Тварь Углов, поняв, что мой рассказ окончен, – А как было потом?
– Что именно? – уточняю я, закуривая столь желанную глясару. Всё это время воспоминаний я демонстрировала просто чудеса стойкости, но, видимо, собеседник не понимает, что я хочу паузу.
– Куда вы вернулись на следующую ночь?
– А, – я тщательно затягиваюсь, – Мы пришли на руины. И потом, ночь за ночью, строили этот город, начав со Шпиля… Весёлые были деньки, скажу я тебе, – на моём лице даже появляется ностальгическая улыбка, – Ну что, мой рассказ сгодится тебе вместо истории?
– Чёрт, подловила!.. Ладно, забей на историю, я величайшей милостью разрешаю тебе отдохнуть, – с этими словами он гордо уходит, вознеся к небу свой длинный хвост.
========== Конфигурация семидесятая ==========
Весна – самая коварная штука из всех, придуманных Природой. В ней есть расчётливость анаконды: она подкрадывается внезапно, мягко стискивает приглянувшееся тело, и ты даже не успеваешь удивиться, когда тебя начинают душить. Чем больше ты дёргаешься – тем крепче объятья.
Я боролась с завидной настойчивостью – думала о другом, занималась делами, бросалась в приключения, просто гнала от себя любые мысли – но сегодня готова капитулировать.
Наше с Голем дерево стало ослепительно белым от бесчисленных цветов.
– Надо было всё же его срубить, – с ленивым отвращением бормочу я, глядя, как моя дурочка-сестра в упоении катается на ковре из золотистой пыльцы.
И хоть бы один разумный собеседник! Но нет, куда там. Тварь Углов словно растворилась. Серьёзно? «Мне нужно пообщаться с Гончими Тиндалоса». Да он меня за идиотку принимает.
Как пить дать, смотрит сейчас на наше состояние и катается со смеху, зажав лапами пасть. Он пробыл в гостях так долго, что в итоге я перестала чуять его ментальный след. Да и какой тут сейчас след…
Я отравлена. И вижу только один выход.
Как-никак, любовь это болезнь, и во снах можно отыскать заветное лекарство.
Временный транквилизатор. Прав был старик Фрейд.
– Голем, мне нужна твоя помощь, спускайся.
Безликий подросток неловко шмякается с широкой ветки, весь в пыльце, будто мифический царёк Эльдорадо.
Я создаю множество сфер, которые принимаются собирать пыльцу, и тут до моей сестры доходит, что я делаю. В её позе смешались восторг и недоверие. И снова восторг. Ну, примерно 1 к 2.
Это будет кое-что покрупнее кабарги.
Возможно, наша родительница когда-то делала подобное, потому что я без обучения знаю, в какой последовательности действовать.
Я скатываю пыльцу в единый огромный шар и начинаю творить.
Оказывается, это легко. С Голем было куда тяжелее – а ведь она часть меня.
– Мы с тобой по уши, – я улыбаюсь, глядя, как золотистая масса приобретает знакомые нам обеим черты. Удивительно.
Вот и всё. Готово. Искрящееся тело смотрит на нас с умиротворением. Голем мелко трясётся, словно фанатка на рок-концерте, готовая в любую секунду стартануть за вожделенным автографом.
– Вперёд, – подсказываю я.
Она бросается на широкую шею, повисая на результате моих трудов. Блаженно замирает. Слышно только тихое урчание. Руки иллюзии согласно обнимают её.
А во мне просыпается тьма.
И пламя.
Нет такой глясары, что смогла бы сейчас меня потушить.
Голем чувствует это и отпускает наше творение. Она всего лишь ребёнок, и всё, что было ей нужно – вот эти тёплые объятья. Доедать же предстоит мне.
– Пойдём, – говорю я, глядя на бездонные глаза без зрачков. Беру за руку. Ни тёплая, ни холодная. Видно лишь, как внутри циркулирует сверкающая пыльца.
Он покорно следует за мной на окраину, в домик у моря. Я задаю рассвет, тот самый миг перед пробуждением, когда небо ещё носит нежно-сиреневую вуаль и потягивают крылья ото сна певчие птицы.
А в комнате ещё царит полумрак, прячась от непоколебимого солнца. Я закрываю дверь и одной ловкой подсечкой бросаю послушное тело на кровать, а потом отправляюсь следом.
Он не сопротивляется, но и не пышет энтузиазмом, ведь не имеет ни разума, ни инстинктов. Просто игрушка. Я мысленно надиктовываю ему, чего хочу, но потом, потеряв терпение, попросту вцепляюсь в него, как терьер в крысу.
Я главная, говорю я ему, вминая ни в чём не повинную магию в матрац. Опять, чёрт возьми! Когда я нашла твоего прототипа, я думала, что всё изменится – но куда там!
Даже с тобой я ни малейшим образом не могу почувствовать себя хрупкой, ведомой и женственной. Почему?! Почему сейчас я подминаю тебя под себя, а не наоборот? Ну почему?!
Моя страсть превращается в ярость, ярость – в когти и зубы.
Добиваться. Флиртовать, заманивать – всё самой. Заявлять, что справлюсь сама. Самой дарить себе подарки и самой водить себя в кино, иногда затаскивая в интересные места чьё-то нудящее и абсолютно не ценящее моих стараний мужское тело. Я словно жрица новой религии, которая не знает, нравится ли ей стоять на носу стремительно мчащегося вперёд корабля, под днищем которого разбиваются буруны столь милых сердцу женских стереотипов о скромности, отсутствии инициативы и безграничном ожидании горнего чуда.
Я бы хотела иначе, но не могу. Я не могу действовать по-другому. Я будто закодирована от претензий к чужой нише. Смелые женщины и кроткие мужчины – вот её название.
Твоя вина!!
Я прижимаю руки своего творения так, будто собираюсь его распять. Он согласно не шевелится, и становится ещё хуже. Будто подо мной бревно, которому всё равно, пойдёт оно на доски или же будет покрыто лаком и выставлено в музее. Пусть так! Хорошо! Я ещё выжму из тебя реакцию, погоди, я только подарю тебе свою звериную горячку, заразив бешенством разгорячённого тела! С минуты на минуту ты сдашься, сдашься, сдашься! Ты взвоешь, словно новообращённый оборотень, ведь я сама уже обрастаю шерстью, я чувствую желание кусаться, я…
ПУФ!
Едва я распахиваю челюсти – исчезает и контроль.
Я остаюсь одна, среди измятых и разорванных простыней, а вокруг меня, безмятежно вальсируя, вьётся пыльца…
… Голем повисает на мне, стоит только выйти. Хочется ей соврать, сказать, что было потрясающе, но не выйдет. Не с Голем и не в этой жизни.
– Спасибо, я справлюсь, – бормочу я, глядя, как золотистый поток летит обратно к дереву. Те, что остались на моих руках и животе, отлипают со смирением прошлогоднего оконного скотча.
Странно, но, кажется, во всём произошедшем всё же был смысл. На меня накатывает умиротворение.