Во мне дремлет бесконечность. Больше нет тайн, нет чудовищ за поворотом, нет мест, в которые нельзя.
Девушка стала женщиной, вцепившись в этот мир бескомпромиссными волчьими зубами и добившись жизни для своего квезаля.
Когда я просыпаюсь, я вижу свет. Шагах в тридцати от меня мерно горит программируемый портал, сверкая облачками древних глифов. А чуть поодаль от него то, о чём я не могла и помыслить.
Беспомощно барахтающийся комок прекрасных лазурных перьев…
========== Конфигурация семьдесят седьмая ==========
Сегодня умирает птица цвета небесной лазури.
Она очень хочет взлететь, но поздно. Этому не бывать. Смысл её существования исчерпан.
Такое прекрасное создание – не более чем игрушка богов. Марионетка. Дергунчик.
Но меня охватывает странная печаль, когда я вижу её бессильное сопротивление гравитации.
Вблизи она похожа на вяхиря, но из её горла не рвётся ни единого звука. Она, словно компас, указывает мне направление и замирает, чтобы тихо раствориться в небытии.
Повелители Кадата хотят меня видеть – и я ни секунды не сомневаюсь в этом. Но, пожалуй, чести быть там достойна не только я…
Голем дрожит и даже отшатывается, когда я предлагаю ей слияние. Правда, она устроила мне тёплую встречу, когда я внезапно появилась из портала, даже вылетела навстречу, преодолев притяжение столь любимого нами Шпиля, однако, поняв, зачем я пришла, запуталась в буре мыслей. Я и сейчас слышу мерное шипение на её ментальном канале.
– Да ладно, не всё так плохо, ты же вроде никогда не возражала, – усмехаюсь я, но выходит неискренне. Она знает, что это может быть прощанием. Навсегда.
– Я просто подумала, что было бы классно явиться туда в образе совы-сипухи, – говорю я, поглаживая голову каменного льва, разлёгшегося перед входом в Университет, – У меня остались воспоминания… Эти её крылья сложны для перевоплощения. Для нежного пуха и бесшумного полёта нужна твоя невинность. Сама я превращаюсь в эту птицу крайне бестолково… Ох, ну наконец-то.
Мы обнимаем друг друга с жаром и нежностью – так сходятся две ладони. Наше тело трясёт от эмоций, и мы перевоплощаемся. Для выхода в свет – лучший образ!
В месте приземления земля скрыта густым, словно суп, туманом. Впереди едва-едва виднеется козья тропка.
– Нет. Оставайся здесь, – я мягко отделяю Голем от себя. Она всхлипывает, но быстро берёт себя в руки.
– Ты должна пообещать мне, – говорю я, касаясь её плеч, – Что ты позаботишься о нашем теле, если что случится. Я не пугаю. Я просто беру с тебя обещание. Ну, обещаешь?
Она кивает, и я целую её светлый лоб. Моя школа. Знаю, что она до последнего будет ждать меня здесь – но не прогоняю. Когда тебя ждут, жизнь кажется уютнее. Напоследок я делаю на её лицевом диске прорези для глаз, хотя мне и нелегко смотреть на плещущуюся в них печаль.
Нет времени медлить, и я исчезаю в тумане, который, словно родовые пути, мягко и влажно толкает меня вперёд и вперёд.
Я чуть не впечатываюсь лбом в огромный монолит кубообразной формы и сбавляю темп. Осторожнее.
Пейзаж вокруг хилый, какие-то а-ля арктические берёзки и массивные чёрные камни, будто неведомый гигант разбросал здесь свой детский конструктор. Зато ветер многолик, и, кажется, дует отовсюду, то напевая «гу-гу-ху», то срываясь на стаческое «кха-а-а-а».
– Добро пожаловать к Ступеням.
Я сразу останавливаюсь. Голос женский, и я не сказала бы, что враждебный.
Вот она. Метра четыре ростом – посвящена в ранг жрицы. Укутана в просторные одежды, однако грудь не прикрыта. Волосы развеваются как грива дикого коня, а глаза…
Клянусь – я узнала её! Никто из живущих ныне и понятия не имеет, как она выглядела, но я её узнала!
– О, великая Сафо с острова Лесбос! – я запечатлеваю восторженный поклон, – О, та, что горела и не выгорела, о, не стыдящаяся своей двойственной природы, рождённая в день твоего почитания наконец приветствует тебя!
– Одиннадцать, верно? – искорки в её глазах перекатываются необработанным янтарём, – Ты добилась своего. Ты на подступах к Кадату.
Видимо, надлежит что-то сказать…
– Круто!
Сафо снова улыбается:
– Здесь смертельно опасно, а боги капризны.
– Я посмотрю только одним глазком, – немедленно начинаю торговаться я, одновременно стараясь заглянуть через её бедро.
– Ты из дримеров.
– Да.
– У тебя должно быть Стремление.
– Было. Мертво.
– Мертво? – в её голосе сквозит некоторое удивление.
– Ну… Стремление было у нашей с Голем матери, но здесь ключевое слово именно «было», – поясняю я.
– Выходит, тебя ничто не держит?
– Точно!
– А твоя сестра?
– Она справится.
– Хм…
– Что?
Сафо протягивает руку и берёт меня за подбородок:
– Огонёк.
– Какой ещё огонёк? – не понимаю я.
– Очень похожий на Стремление.
– Чушь. Этого не может быть, – я качаю головой, будто отряхиваясь от её слов.
Поэтесса на мгновение замирает, словно прислушивается к ветру:
– Боги говорят, что ты можешь войти.
– Отлично!
– Но ты должна загасить…
– Да-да.
– После этого ты получишь имя демона и…
– Хорошо! Я готова! – она что, не видит, что её собеседница готова выпрыгнуть из кожи?
– Человек, которого ты любишь.
Кажется, будто меня ударили под дых.
– Ч… что?
– У тебя появилось Стремление.
– Нет, не может… Неправда!
– Ты отрицаешь это, не употребляя слова «мой» или «моё», но, как говорится, роза всё равно пахнет розой, – Сафо поводит своими роскошными плечами, а я чувствую себя словно прыщавый подросток, внезапно оказавшийся под розовыми лампами во всём своём великолепии.
– И? – наконец, подталкиваю её к объяснениям я.
– С багажом нельзя.
Крайне доходчиво.
– Хорошо, – я делаю глубокий вдох, – Тогда я отказываюсь.
– М?
– Ну это Стремление всё равно, как ни крути, не моё, так что… – я с наигранным безразличием раскидываю руки, – Готова выложить на ленту – и я пошла.
– У богов другие планы, – Сафо разглаживает складку на платье, – Ух ты. А ведь он как раз сейчас спит.
Сначала я не понимаю, в чём тут заключается повод для радости, но тут на мои колени безо всякого объявления войны обрушивается ощущение неизбежного подвоха.
– Чего?! – почти сиплю я, едва опомнившись.
Поэтесса протягивает вперёд небрежно сжатый кулак. На её лице застыло мечтательное выражение:
– Хочешь идти в Кадат – так не пугайся ничего. Сейчас Стремление очутится там, где не бывало. Можешь с ним попрощаться.
– Я не хочу!
– Никто не спрашивает. И… – она вдруг подмигивает, – Разве ты не хочешь увидеть его в последний раз?
Чёрт, она знает, чем меня пронять. Увидеть его здесь, да ещё если это – теоретически – мой последний шанс… Согласна!!
Когда под изящной ладонью Сафо начинает клубиться энергия, мне кажется, мир останавливается в своём вращении, и всё моё существо скручивает от радости и одновременно от боли, когда…
Когда я вижу его. Вижу, как он медленно открывает глаза, приходит в себя. Никаких фанфар, только формирование золотого тела, судя по всему, первого в его жизни. Осознав, что происходит, он пугается, недоумевает и совсем теряется, когда различает рядом меня.
– Ай-ай, тихо, – поэтесса опускает пальцы на его темечко, – Ты подумай, какой стеснительный. Очень мил. Как я полагаю, он тебя узнал.
Как полагаю, он в шоке. Он хочет что-то сказать, но вынужден прикрыть глаза. Моего тела слишком много. И оно оказалось перед ним внезапно.
Учитывая то, что это тело он не хочет, я делаю неутешительный вывод, что сейчас кого-то из нас двоих корчит от отвращения.
– Эй… – несмело окликаю я, – Не бойся. Взгляни на меня. Это всего лишь я. Настоящая. Без тряпок и притворства.
– Это сон… – бормочет загнанная в ловушку энергия, выстраивая последний доступный рациональный барьер. Согласно его воспитанию, такой меня попросту не может существовать, как, например, крылатого зайца.