Массивные ступени ведут наверх. Мои задние лапы подкашиваются, слюна становится терпкой. Так и есть. Фрукт был отравлен. Они обманули меня… Не на того напали!
В глазах двоится и троится, между лопаток поселяется предательская дрожь, но я карабкаюсь, волоча отказавшиеся двигаться дальше ноги, которые с глухими ударами бьются о монолиты из чёрного оникса. У меня нет сил удерживать облик – и моё тело снова становится человеческим. Я точно не знаю, чего хочу, но где-то там, за ступенями, наверху, туман редеет и рассеивается.
Моё зрение сужается до тоннеля, а перед глазами плывут радужные пятна, когда я последним рывком взволакиваю себя на уступ… и не падаю. Дышу с хрипами, изо рта течёт пена, но…
Вот он Неведомый Кадат. Просто огромен. Моё остывающее сознание просто не в состоянии обработать эти нечеловеческие формы, все эти спирали, немыслимые углы и системы точек.
А ещё я вижу обитателей города. Они вьются надо мной, похожие на спонтанно меняющие форму цветастые ковры. Капризные боги мира сновидений.
– Выкусите… подонки, – выдавливаю из себя я, чтобы как раз после этого плюхнуться на измазанный слюной пол.
И, уже уткнувшись в кровь, яд и грязь, услышать, как они смеются.
Их смех не похож на человеческий ни по интонации, ни по звучанию, но это место, где всё воспринимается иначе, чище и яснее.
Вирту чужда легенда о Вавилонском столпотворении, ибо мысль есть мысль.
И в их мыслях нет стремления меня убить.
Доза яда не смертельна. Как и та метаморфоза, что происходит со мной. Всё, на что хватило моего укуса – это окрасить мой мех в чёрный цвет. Ну а ещё, как мне кажется, уши стали жёстче, а зубы острее.
Так или иначе, а я приподнимаюсь, для верности опираясь на волчьи лапы и смотрю на них, судорожно смаргивая с морды собственные слюни.
Их голоса подобны мелодичному грохоту, и поначалу я слишком взбудоражена, чтобы понять, но потом.
– Out of system!
Английский. Ничего себе. Видимо, нарочно его употребляют, вкладывая сочность и звучание. Хотят, чтобы я поняла. Это не просто фраза. Это новое имя.
– Аутофсистем. Ауттасистем, – бормочу я.
Та, что выбилась из системы. Бунтарка, ослушавшаяся и своих инстинктов самосохранения, и их воли. Заслужившая ещё одно – демоническое – имя.
А потом Сафо, берёт меня за шкирку и без особых усилий тащит вниз. Я дёргаю лапами и извиваюсь, впрочем, без особого энтузиазма.
– Ты глупа, – говорит мне поэтесса, опуская на землю.
– Как и все люди, – задумчиво отвечаю я, смакуя образ Кадата в мозгу (это было что-то).
– Ты слишком хочешь жить. Это, – она указывает на мою грудь, – Так просто не потушить.
– Я пыталась, – развожу снова человеческими руками я, по ходу автоматически расписываясь в собственном бессилии.
– Ничего удивительного. Мы, женщины, от Природы любим намного сильнее мужчин, – Сафо улыбается более чем тепло. Я поднимаюсь. Гляжу на неё.
– Ну чё?.. Пока, что ли?
– Прощай, Эклипс-Одиннадцать-Кали… Ауттасистем, – произносит она нараспев, словно мои имена это заклинание, – Не пытайся больше убивать свои чувства. Наслаждайся ими, пока они живы, ибо время убьёт всё и без тебя.
– Я же сказала, – напоследок занудствую я, – Не выходит. Не умирает этот паразит, так что я так или иначе буду любоваться им… неопределённое время.
– Страдая, мы творим, – Сафо отходит в туман, и её блестящие глаза тают в белёсом мареве тысяч водяных капель, – Помни об этом.
Ну вот, собственно. Я вернулась с одной из главных экскурсий, запланированных в моей жизни. Что я испытываю? Восхищение? Боль? Неописуемый экстаз?
– Пожрать бы, – прихожу к выводу я, возвращаясь к своему носителю и заставляя её немедленно проведать холодильник.
========== Конфигурация последняя ==========
Я отправляюсь в путь, выкатившись из своего носителя на прохладный паркет комнаты. Прохожу сквозь дверь, а на лестничной клетке по привычке прыгаю на улицу через окно. Я уже преобразовала тело до нужного вида и приземляюсь идеально.
Улицы тонут в снегу, а на душе у чёрного волка – белые ландыши. Весна, короче. Весна – и сказать тут больше нечего.
Я лавирую между укутанных в пуховики прохожих и скалюсь в ответ собаке, учуявшей мой ментальный след.
Антураж меняется, но здание всегда там, где положено. Два сознания ощупывают друг друга и неловко лепят общее пространство.
Иногда мне попадаются образы его друзей, немного аморфные и молчаливые. Я улыбаюсь, глядя на это и вспоминая свои собственные годы ученичества.
Вот он. Мелькнул за колонной. Идёт в северное крыло – никак не может всё здесь облазить. В покое его, любопытного, что ли, оставить? Пусть изучит территорию? Нет уж, обойдётся, у нас планы поинтереснее.
Я устраиваю сюрприз, превращаясь в блондинку с наивными глазёнками, но меня быстро раскусывают.
– Ладно, ладно. Привет!
Он сдержанно улыбается, а я быстро крою себе одежду. Моя нагота его пугает, и он вылетает из вирта раньше, чем я успеваю что-то сказать. Так что ради него я нарушаю обещание, данное самой себе, и всё-таки надеваю шмотки.
До чего же много у людей пустых закидонов…
Я не знаю, благодаря чему он здесь. Возможно, магия Сафо даровала ему способности, дремавшие до этого мгновения, и мы теперь связаны теми частицами, которыми обменялись при памятном поцелуе. А может, это подарок Кадата и его капризных богов – иллюзия для той, что осмелилась дойти до конца в поисках города из чёрного оникса…
В любом случае, сейчас я счастлива.
Мы, не сговариваясь, идём в одном направлении, на расстоянии друг от друга. Он озабочен «сложившейся ситуацией». Меня это особо не колышет, но я согласно киваю с умным видом. На самом деле, сейчас для меня по восхитительности лучше только пробуждение на его груди среди атласных простыней, посреди рассвета, тёплого и уютного, как золотистый мармелад. Но для начала и пошататься по вирту подойдёт.
Мы о чём-то говорим. Он даже смеётся. От его смеха вокруг появляются искорки, как бывает у совсем молодых дримеров, которые источают потоки энергии направо и налево. Порой он замечает, как по границе территорий за нами крадётся Голем. Она на редкость шустро прячется, если встречается с ним взглядом. Моя реплика ни разу не решилась подойти, всё ещё помнит, как может кровоточить от отказа и равнодушия, и сейчас её чувства борются с её опытом. Ему неловко от этого, и я стараюсь как-то переключить внимание с моей любопытной, но недоверчивой компоненты.
– А ты ведь ни разу не видел, как я превращаюсь в волка, – почему-то вспоминаю я.
– Покажи, это очень интересно, – неожиданно слышится ответ.
Я превращаюсь, а затем, чуть поджав уши, играю в хорошую девочку, подкрадываясь к нему по изогнутой траектории. А потом плюхаюсь животом вверх, подметая пол виляющим хвостом. Мне достаточно его секундной слабости, пока он чешет мой подбородок, чтобы сразу превратиться обратно. Он тут же отдёргивает руку, повторяя моё земное имя в его фирменной манере, со вздохом на последнем слоге. В этом слове сквозит осуждение, и я готова сожрать, сожрать это осуждение и любое другое чувство, вскормленное им для меня, ибо вскакиваю и заключаю полное протеста тело в объятья. Мы в шутку боремся, но здесь, в мире сновидений, у него нет ни малейшего шанса победить. Не сейчас. Так что теперь за его спиной – непреклонная стена, а на плечах – мои руки.
– Моя Батшеба. Моя Лючия. Моя Беатриче, – шепчу я ему на ухо, зная, как его это бесит. Когда он злится, меня захлёстывает ни с чем не сравнимое умиление.
– Уйди от меня!
– Ну-ну, будет. Любовь демона – штука нелёгкая, – я похлопываю его по голове и принимаюсь покусывать за шоколадные кудри.
– Я тебе не девочка!
– Хочешь попробовать?
– Нет, не…
Я окутываю его своей энергией и меняюсь полами. Как-никак, здесь нет плоти, костей и крови, и потоки информации гибче подстраиваются под практически любую смену формы.
Я – в ипостаси мужчины – тепло обнимаю фырчащую от негодования девушку. А потом, смилостивившись, возвращаю всё так, как было.