– Мне хватит. Я больше не пью.
– Ваня, я хочу выпить за нас с тобой. С тобой. Выпить. За нас. С тобой. Сколько, в конце концов, можно работать! Можем мы с тобой выпить за нас? Мы можем отдохнуть или мы не можем?
Крестный нес явную чушь. Работать его никто не заставлял. Он всегда сам решал – браться за очередную работу или нет. Ощущение подневольности своей жизни, отголоски которого Иван слышал сейчас в его словах и его тоне, тоже, вероятно, было ностальгическим, этаким психологическим атавизмом брежневско-андроповской эпохи.
Иван, может быть, впервые заметил, что Крестный стар. Пройдет еще несколько лет, и однажды он резко – за полгода-год – постареет так, что станет просто дряхл. Сейчас он еще не старик, тогда он будет уже не стариком, он будет полутрупом. Иван сравнил Крестного с собой и посмотрел на него долгим и не мигающим взглядом, в котором читалось знание будущего.
Впрочем, от зрачков глаз Крестного взгляд Ивана отразился как от зеркала, не проникнув внутрь.
– Что, Ваня, не хочешь отдохнуть? Обманываешь меня. Я же по глазам вижу – о вечном думаешь.
Крестный хмыкнул.
– Туда мы всегда успеем. Ты о земном, Ваня, подумай. Бабенку себе никакую не подобрал? Чтобы отдых полноценным вышел?
Иван сверкнул на него глазами, промолчал.
– Ну, знаю, знаю, что ты всегда один. А я и ничего, я только пошутить хотел. Ты кличку свою слышал? Как менты тебя окрестили?
Иван молчал.
– Не слышал. Ну так, слушай. Ты у них зовешься – «Отмороженный».
Крестный не засмеялся, а именно – захихикал – по-стариковски мелко и противно.
– Вань, а ты, случаем, яйца себе в Чечне не отморозил? Это я опять насчет баб. У тебя там в штанах все в порядке?..
Иван начал раздражаться. Он молчал, но смотрел на Крестного в упор.
Странное дело, обычно всегда выдержанный и тщательно выбирающий слова Крестный разговаривал нагло и вызывающе. Правда, Иван впервые видел Крестного пьяным. Откуда ему было знать, что пить тот совсем не умел – пьянел очень быстро и становился агрессивными и неосторожным, начинал любить риск и авантюры.
И еще – откуда было знать Ивану, что Крестный его ненавидит, если тот и сам толком этого не понимал. Крестный всегда с нетерпением ждал возвращения Ивана с задания, и каждый раз, когда он возвращался, чувствовал вместе с радостью и удовлетворением от того, что Иван жив и дело сделано, какое-то непонятное для себя, отравляющее радость разочарование. Словно что-то, чего он долго и тайно ждет, вновь не произошло.
Однако человек, который осмелился бы ему сказать, что он ждет смерти Ивана, рисковал бы заработать аккуратную дырку во лбу.
Крестный в ответ сказал бы, что он любит Ивана, и был бы абсолютно искренен. Отношение Ивана к смерти Крестный знал, хотя и не понимал никогда.
Сам он смерти не боялся, как он сам себе не раз говорил, но очень хотел бы, чтобы она наступила не раньше, чем жизнь ему надоест.
А жить ему все не надоедало, и не надоедало.
Готовность Ивана к смерти, жажда смерти, делая его в глазах Крестного лучшим киллером, которого он только мог себе представить, одновременно пугала его тем, что он терял рычаги управления этим человеком. Иван уже больше года работал с ним, но Крестный так и не понял, почему тот ему подчиняется. А установить четкую иерархию их отношений ему было необходимо.
Он уже просто сломал голову – как ему поставить Ивана на то место, которое ему отведено самим Крестным и логикой их с Иваном взаимоотношений.
Может быть взгляд Ивана, в котором он прочитал больше, чем ему хотелось бы, может быть непреодолимая независимость его поведения, постоянно возвращали Крестного к мысли о том, что необходимо избавиться от принципа паритетности в их отношениях, четко распределить роли. И он постоянно искал зацепку, чтобы оправдать то, что он давно уже задумал, но все не решался осуществить, боясь непредвиденных последствий, непредвиденных реакций Ивана.
Алкоголь всегда придавал ему решимости в сложных ситуациях выбора, помог и сегодня.
– Ваня, у тебя точно нет с этим никаких проблем? Убеди меня, старика. Трахни кого-нибудь прямо сейчас, вот здесь, а? Хочешь? Пойдем на улицу, выберем женщину. Ты покажешь пальцем на ту, которую захочешь, а я тебе ее приведу сюда. Хочешь?
Иван молчал. Крестного несло все дальше, все ближе к порогу чувствительности Ивана.
– Не хочешь, сынок? Ну трахни тогда вот этого медведя. Эй!
Он сделал жест рукой, подзывая к себе глухонемого официанта.
– Снимай штаны, – сказал он официанту, прекрасно, впрочем, зная, что тот не понимает, что от него хотят. – Сейчас вот этот, – Крестный указал пальцем на Ивана, – будет тебя ебать.
Гризли неподвижно стоял, глядя на Крестного. Иван тоже сидел неподвижно и молча.
– Не хочешь, – с горечью констатировал Крестный. – Эх, Ваня, разве так можно, сынок? Что же ты только этой суке-смерти даешь свой хуй сосать?
Сидевший напротив него Иван все так же молча поднялся, сгреб в горсть порядком поредевшую шевелюру Крестного и приподнял его над стулом. Больше он ничего не сделал. Он просто держал Крестного на весу за волосы и внимательно смотрел тому в глаза.
Гризли напрягся и вопросительно посмотрел на Крестного. Тот отрицательно замотал головой и махнул рукой, ничего. мол, не надо, уйди.
Медведеобразный официант отошел.
– Все, Ваня, поиграли и хватит. Посади меня туда, откуда взял.
Иван разжал кулак.
Крестный мешком грохнулся на стул.
Он, наконец, получил то, к чему стремился – необходимое для принятия решения состояние духа. И даже протрезвел от этого.
Его внутренний механизм был запущен. Еще не начавшаяся ситуация уже приобрела неотвратимость.
– Ладно, хватит болтать, Ваня. Давай поговорим о делах. Нам с тобой предстоит большое дело. Очень большое. Гораздо больше, чем с этим дырявым мешком, которого ты расстрелял сегодня утром. Но и очень сложное. Ты еще не готов. К нему придется готовиться. Основательно готовиться. И серьезно.
Крестный налил себе еще рому, но не выпил, а поставил стакан на стол и продолжал:
– Тебе нужно потренироваться, прежде, чем я доверю тебе это. Тренировка будет жесткой. Но увлекательной, это я тебе обещаю. Мои мальчики, конечно, тебя не стоят, но и они не просты, кое-что умеют.
Он взял свой стакан, одним движением опрокинул его в рот и добавил:
– Все. Поехали. Детали я расскажу тебе на месте. Время у нас будет.
У Ивана не было причин отказываться.
Он не допускал мысли, что Крестный хочет его смерти. Не больше, чем ее хотел сам Иван.
– Поехали, – сказал Иван, – покажешь мне своих мальчиков.
...Вагон метро замедлял ход. Подъезжали к станции. Иван открыл глаза.
Девушка вновь смотрела на него.
– Вы проспите свою станцию, – сказала она.
– Нет, – ответил Иван, – не сумею. Хотя с удовольствием сделал бы это. Не спал двое суток.
В окнах вагона замелькали мраморные колонны. Зашипела пневмосистема открывания дверей.
– Станция Октябрьская. Переход на Калужско-Рижскую линию.
Девушка встала.
– Пойдемте, – сказала она. – Я Вам помогу.
Глава II.
Полковник Никитин второй день работал в новой должности. Должность была генеральская. Должность того самого генерала, которому три дня назад Никитин разнес голову из своего табельного оружия во время убийства кандидата в Президенты России бывшего Председателя Правительства, совсем незадолго до того вынужденного уйти в отставку, Ильи Григорьевича Белоглазова.
Белоглазов был самым богатым человеком в России, на него работали практически все службы и структуры государственной власти, исключая, может быть, лишь президентскую охрану. Белоглазова за глаза называли не иначе, как Хозяином. Да, собственно, он и был одним из немногих настоящих хозяев России. Если бы мнение Никитина было бы кому-нибудь интересно, он непременно сказал бы, что именно такой человек и должен быть Президентом России.