Он открыл ворота, ведя животное к месту мытья в конюшне. Ему не нужно было охранять его, чтобы он не убежал. Несмотря на их желание скитаться, они не ослушались бы своего хозяина. Аид начал процесс с того, что почистил копыта Этона, счищая грязь с копыт. После этого он почистил шерсть, разрыхляя грязь, налет и слякоть. Работая, он разговаривал.
— Геката сказала мне, что вы четверо снова паслись в ее грибной роще.
Они фыркнули, отрицая это обвинение.
— Вы уверены?
Они покачали головами, заржав.
— Потому что Геката сказала, что она позвала каждого из вас, и вы убежали, как тень, с горящими глазами.
Они все были тихими.
Затем Аластор заревел, Аид рассмеялся.
— Ты предполагаешь, что Гекате все это приснилось?
Четверо фыркнули в знак согласия.
— Хотя я не сомневаюсь в использовании Гекатой галлюциногенных грибов, я также не сомневаюсь использовании их вами, — сказал он.
Аид двинулся дальше, распутывая пучки от основной части и хвоста Этона. Он почистил шерсть еще два раза, более жесткой щеткой. Наконец, он использовал влажную ткань, чтобы протереть глаза, морду и уши Этона.
— Иди, — сказал он, и Этон поспешил из конюшни в раннее утро Подземного мира.
Аид перешел к Орфнеусу, затем к Никтеусу и, наконец, к Аластору, повторяя те же действия по очистке копыт, шерсти и гривы.
Вытирая глаза Аластора, он спросил тихим голосом.
— Ты в порядке, мой друг?
Конь уставился на Аида темными глазами, и в них он увидел всю глубину его мучений. Из четверых Аластор был самым преследуемым. Он часто отделялся от других, чтобы бродить в одиночестве, нуждаясь в изоляции, чтобы бороться со своими собственными демонами.
Аид понимал.
Конь тихо выдохнул, и Аид почесал его морду.
— Я бы оплакивал твою потерю, — сказал он. — Но если тебе нужно выпить из Леты…Я исполню твое желание.
Аластор фыркнул и покачал головой, отклоняя предложение.
Аид ухмыльнулся.
— Это всего лишь предложение, — сказал он. Всегда в силе… если когда-нибудь ты слишком устанешь.
Он закончил чистить уши Аластора и отошел.
— Хорошо, мой друг. Ступай.
Когда Аластор выбежал из конюшни, он скакал мимо Минфы, которая подошла к Аиду с самодовольным выражением на лице. Он не был уверен почему, но страх скрутил его желудок при ее приближении.
— Милорд, — сказала она. — У меня есть новости.
Аид сосредоточился на уборке, не встречаясь с ней взглядом.
— И что это за новости, Минфа?
— Это то, что вы захотите увидеть, милорд.
Он повесил последнюю из щеток на столб рядом со местом для мытья, прежде чем повернуться и посмотреть на нее. Нимфа подняла газету, экземпляр «Нью Афин Ньюс». Его взгляд сразу же привлекла статья на обложке, в которой было указано его имя.
Аид, Игорный Бог
Автор: Персефона Рози
Аид выхватил газету у нее из рук, уставившись на эти жирные черные буквы, пока они не расплылись по странице.
— Похоже, твоя драгоценная Персефона предала тебя. — проговорила Минфа, но ее голос звучал как будто издалека. Он был слишком сосредоточен на словах, написанных его богиней, чтобы обращать на нее внимание.
В моей короткой встрече с Богом Подземного мира его лучше всего можно описать как напряженного. Он холоден и груб, его бесцветные глаза — бездны осуждения на черством лице. Он прячется в тени своего клуба, охотясь на уязвимых.
Аид почувствовал прилив смущения, стыда и гнева, и на мгновение все, о чем он мог думать, было: «Так вот что она действительно думает обо мне?». И все же он не мог примириться с тем, как она вела себя в библиотеке прошлой ночью, как она наклонилась к нему, как приоткрыла губы, готовая к его поцелую. Он чувствовал ее страсть так же остро, как и свою собственную.
Могли ли это действительно быть ее мысли? Ее слова? Пыталась ли она запереть свое сердце в клетку?
Он продолжил чтение.
Аид говорит, что правила Невернайт ясны. Проиграйте ему, и вы будете обязаны выполнить контракт, который подвергает позору его должников, и хотя он заявил об успехе, он еще не назвал ни одной души, которая выиграла от его так называемой благотворительности.
Так называемая благотворительность.
Он стиснул зубы; он был очень щедр.
«Откуда ей знать? Я ей не говорил», — подумал он.
— Сегодня я навещу Деметрия. Персефона больше никогда не напишет, — сказала Минфа.
Это был обычный проспект. Любой, кто фотографировал или писал об Аиде, обычно оказывался без работы и не мог быть принят на работу. Никто не хотел навлекать на себя гнев Аида, и, несмотря на то, что эта статья заставила его почувствовать, он не мог отнять мечту Персефоны.