– Раньше честнее было?
– Понятнее. Да и притерпелись… Знаешь, как говорят – свой навоз не пахнет. – Надежда Карповна встрепенулась:
– Да что ж это я, заболтала вас совсем… Самовар, чай, подошел… Пошли-ка в учительскую, там и потолкуем…
В учительской накрыт стол. Хлеб нарезан большими ломтями, сало, огурцы.
– А вот и картошечка поспела… Чем богаты. Угощайтесь.
И я, и Гриша Ларин были готовы… На Руси «чай» – понятие особое…
Включает и хлеб, и соль, и водочку, и разговоры неспешные… Одним словом – «чай».
Открываю сумку, извлекаю «столичные гостинцы»: московскую сырокопченую, банку лосося, шпроты, ну и, конечно, кристалловскую…
Разлили по полной в граненые лафитнички:
– Ну, со встречей… Со знакомством…
Василий Игнатьевич, главред «Светлого пути», поднес к губам стаканчик осторожно, придерживая ладонью за донышко, руки заметно подрагивали…
Недоопохмелился, видно, с утра, бедолага… Зажевал корочкой, чуть посидел, просветлел лицом…
– А вы Карповну-то, ребят, не шибко слушайте… Нажалуется она, наплачется… Не знаю как где, а мы тут – ничего живем… Земля родит, огороды у всех… Ничего… Да и голова у нас районный – мужик что надо, соображает…
Дороги – видали какие?
– Ты, Игнатьич, как рюмку примешь – так сразу хвастать!
– Чего – хвастать? Разве не так? Надежда Карповна усмехнулась хитро:
– Это у нас завсегда: приезжих сторожиться да себя нахваливать! Абы чего не вышло… Идеологический работник…
– Да чего ты, право… «Идеологический…» А Зуева, что пиломатериалы крал, кто, не мы расчехвостили?
– Ну прямо герой труда… Смотри не запались на скаку-то.
– Вот так, мужики… Видали… Не баба – язва!.. В глаза говорю, хотя и родня мне.
– А у нас в Пречистом все всем родня… Седьмая вода на киселе…
– Ну как пошла, с морозцу-то? – Игнатьич глянул на меня скоро, беспокойно перевел глаза на Ларина, снова – на меня… – По второй?
– По второй.
– А вообще-то Василий прав. В Пречистом мы еще ничего – везунчики… Слава Богу, что под Чернобыль попали… – произносит Надежда Карповна.
Сначала я решил, что ослышался:
– Под радиацию?..
– Ну так, под нее. Еще в восемьдесят седьмом денег району отвалили: на них и школу отремонтировали, и дороги те провели. А то ведь были глушь глушью, на танке к нам по весне да по осени не проползешь… А сейчас без «гробовых» – вообще хоть смертью помирай: зарплат за полгода не плотют… У колхозных, у тех вообще продукты не берут: заморские дешевле обходятся… А вообще-то от хозяина зависит… Кто крутится – тот и живет, а у ленивых – оно завсегда «зубы на полке»…
– Так, по-твоему, что, люди дурня валяют? Поутру – все на работу бегут, а как зарплату получать – что? Кукиш с маслом! – не соглашается Игнатьич.
– Не перевирай. Я ж говорю – от хозяина! Возьми веденеевский колхоз – не нарадуются!
О Веденееве я уже слышал. В трех районах и в областном Велереченске есть магазины – их так и называют, «веденеевские». Отовариваются в них охотно: продукт дешевле, свежее… Да и с землей колхозу повезло: чистая от радиации, голландцы специально приезжали, замеряли, потом соглашение подписали: маслозавод и сыродельню строить. Колхоз, правда, уже не колхоз – акционерное общество, и хозяин ему – Константин Васильевич Веденеев, тридцати девяти лет…
– А за кого, к примеру, тот Веденеев проголосует? – спрашиваю я.
– Известно за кого… За коммунистов. И все село его также – две с половиной тыщи душ.
– А не забоится? Ну как раскулачат?
– Это кого? Костьку-то? Раскулачить? Да он сызмальства в райкомах сидел секретарем… Да и грамотный, на кривом мерине не объедешь.
– А вы за кого? – спрашиваю редактора.
– Я… Да все за них проголосуют.
– Почему?
– При них порядок был. Надоело людям безвластие-то…
– Это при Горбатом – порядок?