– Как ты можешь сейчас говорить о мифах, Кан? Басни о дельфинах, почитаемых за колдунов…
– Твой отец говорил с ним перед смертью. Губернатор обещал ему много денег, чтобы поехать в Жапуру…
– Молчи!
Сара огляделась. Поодаль стоял викарий, его стихарь и ряса развевались от ветра. Он беседовал с кладбищенским служкой.
– Никогда об этом не говори громко, Кан. Если кто-нибудь узнает, что мой отец замешан в это дело, погибнет и его имя, и все, ради чего он работал. – Сара посмотрела за кладбищенские ворота, на океан. – Я не хочу больше это обсуждать. Обещай мне молчать, Кан.
Индеец молча проводил девушку к ожидавшему ее экипажу. В последний момент он сунул ей в руку бумажку, а потом сразу вскочил на козлы и взял в руки вожжи. Пока Кан вел коляску обратно в город, Сара развернула бумажку и прочитала вслух:
Десятый табачный ряд. Американец.
Сара задумчиво смотрела на океан. Руки ее лежали на коленях, и в одной из них девушка держала отцовскую записку. Она была напугана, изнурена, рассержена и невероятно одинока – впервые за свои девятнадцать лет.
Девушка закрыла глаза и подставила лицо прохладному ветерку. Удушающая жара уже становилась весьма ощутимой. Вскоре вокруг террасы опустят шторы, но сейчас она была доступна сладкому запаху гибискуса и бромелий. Сара с детства любила сидеть здесь и наблюдать, как просыпается Джорджтаун. Отец частенько мягко выговаривал Саре за то, что она поднимается в такую рань. Затем он сажал девочку себе на колени, отводил волосы от ее лица и целовал в лоб.
Отец…
Сара вернулась в Джорджтаун всего три дня назад, будучи твердо уверенной, что на пристани ее встретит радостный отец. Ведь недавно состоялась ее помолвка с лордом Норманом Шефилдом из «Шефилдской стальной компании». Сара надеялась, что отец будет сопровождать ее в Англию, чтобы присутствовать на свадьбе дочери. Вместо этого ее встретили угрюмые лица чиновников, сообщивших о его смерти.
Сначала Сара отказалась этому верить. Ее отец умер? Видимо, это какая-то ошибка. Затем, когда мрачные незнакомцы проводили ее домой и ненадолго открыли гроб, чтобы дать взглянуть на мертвеца, девушка отказалась это сделать. И только когда она осталась одна в своей комнате, реальность дошла до ее сознания. Сара вернулась к гробу и потребовала снова открыть его. Затем потрогала отцовскую руку и поцеловала его пальцы.
И только когда она стала постепенно выходить из шока, ей пришлось столкнуться с более страшными реальностями. Коллеги отца сообщили, что он случайно застрелился из собственного ружья. Но когда встала проблема погребения по христианским обрядам, они неохотно допустили, что роковой выстрел мог быть произведен преднамеренно, с целью самоубийства.
Боже правый, Сара не могла в это поверить. Она стояла перед викарием и отвергала его подозрения о самоубийстве как абсурд! Ее отец слишком любил жизнь и никогда бы добровольно не причинил дочери такую боль! Это, должно быть, было случайностью, ожесточенно спорила Сара, и священник, который был явно не в своей тарелке, в конце концов согласился с ней и позволил похоронить Честера Сент-Джеймса в освященной земле.
Вопреки уверенности в том, что ее отец не совершал самоубийства, девушка время от времени возвращалась к письму, которое вызвало ее поспешное и внезапное возвращение в Гвиану. Она искала какого-нибудь намека, объясняющего такой страшный поступок. Отец помногу и часто вкладывал деньги в сулящие быстрое обогащение прожекты, благо, что земля Бразилии была полна великими богатствами. В частности, он связался с сэром Клементом Маркхэмом, известным историком Южной Америки и его личным другом. Предполагалось придумать способ раздобыть семена Неrеа Brasiliensis – гевеи, особого вида каучукового дерева – и вывезти их в Англию. Бразилия владела мировой монополией на резину высокого качества, вынуждая все остальные страны платить за нее ужасающие цены. Сэр Джозеф Хукер из «Кью Гарденз» в Лондоне должен был вырастить сеянцы, перевезти их в Малайю или Цейлон и со временем разрушить монополию Бразилии. Многочисленные английские инвесторы, включая жениха Сары; потратили на это мероприятие массу денег, что было весьма рискованно в силу неписаного закона против вывоза семян из Бразилии. Но ее отец гарантировал их капиталовложения своими собственными деньгами, которых фактически не было.
Он связался с каучуковым бароном в жапурском участке Амазонии, глубоко в центре Бразилии, и предложил плантатору Родольфо Кингу значительное состояние за примерно семьдесят тысяч семян. Прославленный своими весьма сомнительными делишками, Кинг согласился на сделку, но когда курьеры передали ему деньги, они получили не семена, а пули в спину. Через несколько дней их тела были найдены плывущими вниз по реке Жапуре.
Отец вознамерился было обратиться к властям, но тогда ему пришлось бы раскрыть свою роль в этом деле, что неизбежно означало бы конец его губернаторству и личный крах.
Сара вздохнула и встала. Она судорожно мяла письмо в руке. Ее подмывало швырнуть его о стену, но она не смела. Это было все, что ей осталось от отца. Скоро даже дом, где выросла Сара и где умерла ее любимая мама, передадут какому-нибудь неизвестному дипломату, который приедет с семьей из Англии и обоснуется здесь так, словно Честер Сент-Джеймс и его дочь никогда не жили и никогда не смеялись и не играли на этой самой террасе, никогда не смотрели отсюда в ночное небо, любуясь сказочным звездопадом.
На глаза навернулись слезы. Сара боролась с ними, понимая, как близка к истерике.
Остаток дня девушка бродила по дому, вспоминая счастливые годы, когда она наслаждалась успехами отца. Мало кто в Гвиане сделал так много для улучшения положения индейцев и свободных негров. Честер Сент-Джеймс считал всех людей, независимо от цвета кожи, равными перед Богом, законом и человечеством. Он много сделал для образования и религии. Недавно стали поговаривать о возведении его в рыцари. Теперь его репутация бесповоротно испорчена.
И Сара останется… ни с чем.
Эта мысль остановила ее. Девушка была слишком оглушена горем в последние дни, чтобы понять последствия отцовских долгов. Сумма, упомянутая в письме, потрясала. В дополнение к его собственным обязательствам, одной задолженности вкладчикам в предприятие с гевеей было достаточно, чтобы поглотить не только их собственность в Джорджтауне, но и дом в Англии, и небольшое корабельное дело. Саре останется только надетое на ней платье, и не более того!
Как отец мог поступить так и с собой, и с ней?
Обед был подан на террасу, но у Сары не было аппетита. Уже давно она нормально не ела и не спала, одежда болталась на ней, но сама мысль о еде вызывала у Сары тошноту. Вместо этого девушка снова стала расспрашивать слуг.
Она узнала, что в ночь смерти отца он вернулся с позднего заседания, заказал обед и запер за собой дверь. В десять часов он отпустил слуг. Как раз после полуночи Кан услышал одиночный выстрел и нашел губернатора мертвым на полу. Сент-Джеймс сжимал одной рукой ружье, а другой – пресс-папье с королевским гербом.
Вдруг Сара встала из-за стола и прошла к комнате, где разыгралась трагедия. Дверь была заперта. Девушка до сих пор не решалась войти туда. Эта комната с переплетенными кожей книгами на полках и турецким ковром на полу несла столько воспоминаний о Честере Сент-Джеймсе, что Сара боялась упасть там в обморок. Однако теперь ей было необходимо это сделать, так как только там можно было найти хоть что-нибудь, что могло бы примирить ее с ужасной гибелью отца.
Комната выглядела скромно, но элегантно. Стены ее были обиты местной древесиной. Они окутали девушку теплом, и на мгновение ей показалось, что это отец улыбается ей из-за своей конторки. Ковра не было, и вдруг Сара ясно поняла, почему он отсутствует. Это было ударом для нее! Внутри у девушки все сжалось, она была на грани истерики.
Пересилив себя, Сара постаралась сосредоточиться на чем-нибудь другом. Но не смогла: годы, которые она провела за чтением в кресле у французского окна, в то время как отец был занят работой, оказались зачеркнуты какой-то пулей! Смерть смотрела на Сару из каждого угла, черная и удушающая, как земля, в которой был погребен Честер Сент-Джеймс.