Боже мой, как же легковерна она была, что всерьез приняла все эти россказни о героях и «бото». О да, она даже и этому верила до какой-то степени. Морган был олицетворением мечты каждой молодой наивной девушки. А теперь погибли не только ее надежды на успех задуманного, но и вообще – все мечты.
– Сара. – Это Генри наклонился к ней и положил ей на плечо руку, утешая ее. – Сара, Кан думает, что нам следует разбить здесь лагерь. Слово за тобой.
– Почему за мной?
– Потому что… – он осекся, и Сара подняла на него глаза. – Морган… сейчас не может решить, – закончил он.
Видимо, в ее глазах мелькнул страх, потому что Генри торопливо продолжил:
– Он не в себе. Мне следовало бы догадаться, что он болен. Это длится уже несколько дней. Может быть, попала инфекция, когда он сломал руку. Я молю Бога, чтобы он не подцепил лихорадку, но это станет ясно только через несколько дней.
Страшная тяжесть навалилась на нее, и она закрыла глаза.
– Он отдает себе отчет в своих действиях? – спросила она.
– Он переутомился…
– Это не ответ, Генри. Он понимает, что говорит и что делает?
– В данный момент, думаю нет. – Он улыбнулся и добавил: – Но вчера вечером он чувствовал себя хорошо, если это тебя беспокоит.
Она отвернулась, ей стало стыдно, что он угадал причину ее беспокойства. Господи Боже мой! Она только что узнала, что они заблудились в джунглях и вероятность благополучного исхода равнялась почти нулю, а ее интересовало лишь то, был ли Морган в своем уме, когда он ее обнимал и просил стать его женой, и она ему доверяла и была счастлива?
– Скажи им, пускай разбивают лагерь. – Она вытерла глаза. – Нам всем нужно отдохнуть.
Сара лежала в своей палатке и не могла уснуть из-за усталости и жары. Отчаявшись, она разделась, но это только усилило ее страдания. Ее одолевали насекомые, она чесалась, прихлопывала их, стряхивала и не переставала проклинать себя за то, что пустилась в такую авантюру.
Когда она боролась с жуками, она плакала от жалости к своему отцу и к растерянным людям, скорчившимся под деревьями. Иногда она плакала от жалости к себе самой: ее мечты, как и невинность были загублены. Но больше всего она плакала от жалости к Моргану. Когда он рассказал свою историю, она была слишком потрясена и расстроена, чтобы оценить всю ее горечь. Но здесь, в темноте, ей трудно было отделаться от преследующего ее кошмара: насилие над ребенком, необъяснимое вероломство матери. У него никогда не было ни дома, ни близких, в то время как ее терзала одна забота – добиться успеха в лондонском обществе.
Она чувствовала себя легкомысленной дурой. Ей было жаль Моргана, и в то же время она не могла простить ему его ложь. Ей хотелось его проклинать, и крепко обнимать – одновременно.
Морган возник рядом с ней столь внезапно, что она успела только ахнуть. Когда он закрыл рукой ее рот, ее сердце чуть не остановилось. Он прошептал:
– Не бойся, это я.
Она закрыла глаза, пока он устраивался рядом с ней.
– Они не хотели пускать меня к тебе. Это ты им приказала?
Она утвердительно кивнула. Его рука сильнее сжала ее лицо, она всхлипнула.
– Они говорят о том, чтобы возвращаться. Но мы зашли слишком далеко и слишком многим пожертвовали. Меня же не хотят больше слушать. Они думают, что я болен или сошел с ума. Ты должна сказать им «нет». Тебя послушают. Я найду плантацию Кинга. Я знаю, что смогу. Мы соберем твои семена и… Почему ты плачешь? Господи, ты разочаровалась во мне? Я знал это. Я так и думал, что ты разочаруешься во мне, когда узнаешь правду. Но я все время хотел сказать тебе правду. Я пытался поговорить с тобой много раз, но ты же не слушала. Ты видела только то, что хотела видеть и слышала только то, что хотела слышать.
Она сбросила его руку с лица.
– Ты все время врал!
– Не все время.
Она уставилась на него в темноте и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Ты, должно быть, решил, что я не слишком отличаюсь от тех женщин…
Он сгреб ее в охапку и встряхнул.
– О нет. Это не так!
– Все, что ты говорил мне прошлой ночью…
– Это все правда. Клянусь!
Она попыталась отодвинуться от него. Он поймал ее и придавил к земле.
– Убирайся отсюда!
– Я не уйду, пока мы все не выясним.
– Тут и выяснять нечего, убирайся из моей палатки.
– Прошлой ночью у тебя было другое настроение.
– Это было до того, как я узнала о тебе правду.
– Какую правду? Прости, любимая, но я все тот же, что и тогда, когда ты отдавалась мне.
– Больше этого никогда не случится!
– Ты так думаешь? Я тот, кто трогал тебя вот здесь. – Он прильнул к ее груди, заставив ее вздрогнуть. – И здесь. – Он просунул руку между ее бедер, раздвигая в то же время ее ноги коленями. Потом он сжал ее в объятиях и овладел ею, несмотря на ярость, которая воспламенилась в ней с такой же силой, как и желание. Тело ее изогнулось, откликнулось на его страсть, словно действовало помимо ее воли. В этом было что-то примитивное, бездумное. Может, в нем вправду была колдовская сила. Потому что из отчаяния и разочарования вновь родились надежда и чувство, что они нужны друг другу. И вновь ее охватила полнота счастья, которой она никогда не испытывала раньше.
– Сара, я помогу тебе. Только верь в меня! Дай мне шанс доказать, что я чего-то стою.
Она была в таком состоянии, что плохо понимала, что он сказал. Мысли ее путались; все ее чувства и ощущения были в смятении, насколько сладком, настолько же и пугающем.
Я достану тебе семена, cheri, и вы с Норманом будете жить долго и счастливо, если ты этого хочешь…
– Да, – пробормотала она, обнимая его и притягивая к себе, лаская пальцами его волосы, гладя плечи, прижимаясь к нему так близко, что могла ощущать волнующую дрожь, проходившую по его телу.
Она закрыла глаза, и ее тело поплыло навстречу яркому свету.
Глава пятнадцатая
На следующий день Морган исчез. Он ушел, никого не предупредив. Через двенадцать часов Сара и Генри сидели у ее палатки, со страхом ожидая наступления темноты.
– Если он не вернется засветло, он не вернется вообще, – сказала она мрачно. – Куда его понесло?
– Что бы ты не думала о нем, Сара, он никогда не бросит своих друзей в беде. Не то, что я. И зачем я наговорил ему все это вчера? – Вздохнув, Генри встал и начал ходить взад и вперед. – Я больше чем кто бы то ни было должен понимать его. Морган совсем неплохой парень. Он просто иногда… запутывается. За все эти мистификации я несу такую же вину, как и он. Это выглядело просто невинной забавой. Веселой шуткой. Туземцы охотно поддерживают суеверия, и это давало возможность Моргану побыть уважаемым человеком – для разнообразия. Ему и нужно-то было только это. Жизнь обходилась с ним довольно жестоко. В какую бы сторону он ни пошел, всюду его поджидали напасти: предательство, оскорбление, неудачи. Я восхищаюсь тем, как он сумел сохранить ясный разум и живую душу, столько пережив.
– Мне кажется, судьба к нему несправедлива, – сказала Сара.
– Конечно, несправедлива. И об этом я вопрошаю Господа каждый день моей жизни. Я думаю, все мы обречены на преодоление трудностей; и, если мы поступаем разумно и не отклоняемся от правильного пути, в конце концов мы должны победить. И все же видеть, как страдает твой друг, – очень горько.
Сара улыбнулась:
– А ты хороший друг, Генри?
– Я? После глупой драки, которую я учинил, я в этом не уверен. Признаюсь, что время от времени я должен напоминать самому себе, что движет Морганом. Представь, что ты не знаешь, кто твой отец, а потом тебя бросает собственная мать. Если у ребенка отнять материнскую любовь, что у него останется? Особенно, если его лишили достоинства и невинности, как то пьяное чудовище? Каково это перенести ребенку? Только построив воображаемый мир, в котором он любим и кому-то необходим, человек может не озлобиться. Дело в том, что, когда тратится столько сил на то, чтобы не возненавидеть самого себя, не остается времени на любовь к другим. Если ты никогда не испытывал сострадания к себе, откуда оно возьмется у тебя для другого! Если человек лишен любви и сострадания, как он узнает, что такое любовь и доброта? Мы учимся на примерах, и я, хоть и помогал Моргану чем мог весь этот год, боюсь, что вчера я все-таки предал его. И вот теперь он ушел, бродит где-то, может быть, плохо себя чувствует, может быть, нуждается в моей помощи… Если он вдруг вернется, я никогда – никогда – не повышу на него голос.