– И, дорогой, попытайся убедить ее оставить своих дикарей дома. Пока наши друзья вроде бы все понимают, но, боюсь, их терпение заканчивается.
– Сделаю все, что смогу, мама. Ты же знаешь, как они к ней относятся. Не выпускают из вида ни на секунду.
Норман подождал, когда мать уйдет и только тогда отправился в сад к Саре.
– Сара, ты не забыла, что мы сегодня ужинаем у лорда Лимбертона?
Она почесала шею обезьянки и ответила: Не забыла.
– Но ты не одета.
– Одета.
– Но не можешь же ты пойти к Лимбертону в брюках.
– Почему нет?
– Так не принято.
Кусты раздвинулись, и из них вылез дикарь.
– Господи, – прошептал Норман. – У него копье.
– Это не копье, а трубка для стрельбы. Он может убить стрелой птицу, находящуюся в пятидесяти футах.
– Что он здесь делает?
– Не знаю. Почему бы тебе не спросить у него самому?
– Боже милостивый, нет, – придвинув кресло поближе к Саре, Норман сел. – Буду с тобой откровенен, Сара. Со времени нашего возвращения в Англию твое поведение оставляет желать лучшего. Я терпелив…
– И очень понятлив, – добавила она.
– Очень.
– Не могу представить себе никого, кто проявил бы такое понимание, когда его невеста полюбила другого человека и отдалась ему, как я Моргану.
Норман отклонился на спинку кресла и нахмурил брови. Его правый глаз начал подергиваться.
– Я тоже не могу представить.
– Тебя вообще не волнует, что я уже не девственница?
– Тише, Сара.
– Им наплевать, что я не девственница, – Сара указала на Кана, слезавшего с дерева. Он повис на суку, спрыгнул на землю и отряхнул руки.
– Они верят, что Морган был бото, поэтому я удостоилась большой чести, став его любовницей.
– Действительно, – Норман барабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Я надеялся, ты как-нибудь сможешь преодолеть это… увлечение американцем, и мы обсудим наше будущее.
– Это не было увлечением, Норман. Я очень сильно любила Моргана. И люблю до сих пор. Просто не понимаю, зачем ты хочешь жениться при таких обстоятельствах?
– Потому что я люблю тебя.
– Глупости, – Сара покачала головой. – Я больше не такая наивная, Норман. Подозреваю, у тебя есть какая-то причина так страстно желать жениться на мне, несмотря на мое поведение. Я стала бы уважать тебя больше, если бы ты просто сказал мне о ней. Возможно, тогда мы смогли бы достичь взаимопонимания.
Она посмотрела на него без улыбки.
Норман прикоснулся к ее руке и усмехнулся. Кан встал позади Сары, сложив руки на груди. Когда трое невысоких худощавых индейцев с трубками для стрельбы встали рядом, Норман опять откинулся на спинку кресла.
– Очень хорошо. Ты хочешь правды. Чтобы войти в дело твоего отца, мне пришлось ликвидировать большую часть капитала. Моя семья ничего об этом не знала, но очень скоро узнает, если сэр Джозеф Хукер не распространит эти проклятые семена в Кью-Гарденз. Семена являются моей единственной надеждой построить свою жизнь независимо от родственников – проклятой кучки стервятников. После нашей женитьбы и при успехе предприятия мы становимся обладателями крупнейшей в мире каучуковой империи.
Обезьянка соскочила с коленей Сары, побежала к кирпичной стене, окружавшей сад, забралась по вьющимся растениям наверх и скрылась. Сара встала с кресла, прошла прямо через кусты, подтянулась на обвивающих стену ветвях и заглянула через нее. Обезьянка бежала к дому соседей.
– Проклятое животное, – сказала Сара. – Ньюсанс, вернись!
– Сара, – послышался сзади голос Нормана, – ты слышала, хоть слово из того, что я сказал?
– Конечно.
Солнечный зайчик отразился от окна второго этажа. Сара удивленно приподняла брови и оглянулась.
– Ты знаешь, что кто-то приехал в дом Сандерлендов?
– Ради Бога, – отозвался Норман. – Теперь ты шпионишь за соседями. Разве тебе недостаточно ходить по всему Лондону с видом дикаря из джунглей? Теперь ты еще должна заглядывать в чужие окна?
– Ньюсанс, – окликнула Сара обезьянку, уже подбежавшую к дому и скрывшуюся за углом. Она задрала ногу и перенесла ее через стену, заставив тем самым Нормана вздохнуть и затаить дыхание. Сара спрыгнула с другой стороны стены, отряхнула брюки и направилась к дому, засунув руки в карманы и будто осматривая заросший сад.
Когда после приезда в Лондон она поселилась в городке Сент-Джеймс, ей стало известно, что по соседству никто не живет, поскольку старый Сандерленд умер три года назад, а наследников у него не было. Очевидно, суд наконец продал дом. Новые хозяева вряд ли обрадуются, увидев рядом обезьянку, как не обрадовался ни один из соседей Сары, когда они с Норманом вернулись в Лондон. Леди едва не упала в обморок, увидев в полночь сидящую около ее кровати обезьянку.
– Сара, – позвал Норман. – Сара, ради любви…
Она оглянулась и увидела, что Кан и остальные перебрались через стену и с трубками следуют за ней. Картина, хотя и смешная в подобных условиях, напомнила Саре, как много дней назад эти люди преданно сопровождали ее на берегах Амазонки. Только одного не хватало. Моргана.
Боль с силой пронзила Сару, на глаза навернулись слезы, но она заморгала и постаралась сосредоточиться на цели: на поисках своей любимицы.
Она подошла к парадной двери дома, увидела, как та приоткрылась, но не успела даже открыть рта, как дверь снова захлопнулась. Нахмурившись, Сара поднялась по ступеням и постучала. Никакого ответа. Она постучала еще раз. Опять ничего.
– Эй, – крикнула Сара. – Кто бы вы ни были, у вас моя обезьянка и она мне нужна.
Кан с индейцами заняли позицию перед ступенями, глядя на пешеходов, разинувших рты у ворот. На улице стала образовываться пробка, поскольку кучеры останавливали свои экипажи, увидев такую картину. К воротам подошли два полисмена и из-под своих шлемов уставились на дикарей.
– Что-нибудь не так, мисс Сент-Джеймс? – спросил один из них.
Сара немного смутилась от того, что полисмен знал ее, но не удивилась. Какая другая женщина ходила по улицам в брюках цвета хаки в сопровождении дикарей и шаловливой обезьянки? Зеваки уже начинали шептаться. К моменту, когда она приедет на ужин к Лимбертону, весть о ее последней выходке уже дойдет до лорда. Повернувшись спиной к публике, Сара опять постучала в дверь.
– Отдайте мою проклятую обезьянку! Переговоры на улице оживились.
Норман с красным лицом растолкал локтями толпу, поднялся по ступеням, взял Сару за руку и повел за собой.
– Извините, – сказал он прохожим. – Простите, пожалуйста. Видите, она еще расстроена после смерти отца. Горе сделало ее…
– Сумасшедшая, – пробормотал кто-то.
Норман повел Сару домой, отводя в сторону ветви деревьев, шлепавшие его по лицу, и наконец ударился головой о клетку, полную орущих голубых попугайчиков. Он усадил Сару в кресло, а сам стал прохаживаться перед ней.
– Я не уверен, что могу и дальше сносить твое поведение, – начал он. – Ты становишься посмешищем для наших друзей…
– Твоих друзей, – поправила его она. Норман раздраженно вздохнул.
– Я делаю все, чтобы прекратить распространение слухов про твое пристрастие к курению сигар…
– Но я люблю сигары. Мне очень нравится запах и вкус табака. Я могу чем-то занять руки, когда сижу в саду и думаю о…
– О чем? Или я должен спросить, о ком? Нет, не говори мне. Я уже знаю. О том проклятой американце. Тут, полагаю, уже ничего не поделаешь, если учесть ваши лирические отношения, но я настаиваю, чтобы ты прекратила безобразно вести себя. Господи, слуги говорят, по ночам ты танцуешь голая по пояс, а дикари стучат в свои барабаны и дуют в дудки.
– Никому нет дела до того, чем я занимаюсь в собственном доме, Норман. Это и тебя касается. Ты же знаешь, я не согласилась стать твоей женой, – Сара встала с кресла, подошла к столику, взяла из коробки сигару и закурила. – И вот еще что. Я больше не невинная наивная девочка, как ты думаешь. Ты больше не будешь так разговаривать со мной, если надеешься на наше объединение – заметь, я не говорю «на женитьбу». Я нужна тебе, Шефилд. Ты мне – нет. Следовательно… – она выпустила изо рта облачко дыма. – Тебе лучше быть со мной нежным, иначе проведешь оставшуюся часть жизни под каблуком у матери.