Выбрать главу

Кейн облизнул губы и попытался сглотнуть.

«Забудь об этом!» – подумал он.

Если ему нужна женщина богатая и чистая, то там, откуда она пришла, их множество. Все, что ему требовалось, это пройтись по пристани, и он найдет себе компаньонку, какую хочет, по крайней мере на остаток ночи.

Морган ткнул ногой в крысу и посмотрел, как она скрылась в щели стены. Он огляделся. Побеленная комната была почти лишена мебели. На полу пыльный коврик. У стены оставили длинный след хлебных крошек муравьи. Раскладушка была низкой, почти у пола, но могла обеспечить удобный ночной сон, когда в ней не кишели клопы. Впрочем, последнее случалось очень редко.

Кейн думал о золоте Кинга и о том, что он мог бы на него купить.

Спать ему не хотелось, и нельзя сказать, что это было редкостью. Большинство его ночей проходило в парализованном полубодрствовании со снами, отягченными видениями прошлого. Однажды ночью в кошмаре Моргану приснились пиявки из внутренних болот Жапуры, их вялые тела покрыли его тело, они наслаждались его кровью. Морган проснулся от собственных криков и обнаружил, что грудь, руки и горло располосованы до крови его собственными ногтями.

Слова Генри только усиливали внутреннюю пустоту. Деньги могут многое, в этом у Моргана не было сомнений. Но чтобы получить их, ему надо было столкнуться с Кингом. Другого пути не было. Он мог отрицать перед Генри желание мести до судного дня, но жажда отомстить пожирала его каждый день, навещала его в тиши ночи вспыхивающими образами пылающих детей и визжащих младенцев, все еще цепляющихся за обезглавленных родителей. Да и другие воспоминания, которые становилось все труднее и труднее игнорировать, воспоминания о тех последних днях в Жапуре, которые заставляли Кейна кипеть такой ненавистью к Кингу, что он чуть не взрывался.

Схватив бутылку с виски, Морган запрокинул голову и пил, пока жидкость не полилась у него из уголков рта на грудь. Тогда он задрожал от опьянения, страха и ненависти, такой непомерной ненависти. Да, конечно, он хотел убить Кинга, но воспоминания о боли и унижении, которые он пережил в Жапуре, были сильнее ненависти.

Он – трус!

В этом нет сомнения.

Его смутило осознание этого, было омерзительно видеть себя в зеркале! Медленно, но уверенно Кейна душило презрение к себе, уживающееся с ужасом возвращения в Жапуру. И при этом он знал, что Кинг или его люди в любую минуту могли вынырнуть откуда-нибудь из-за угла, они могли уже выследить его. И то, что кто-нибудь из них мог шагнуть из темной аллеи и приставить ему пистолет к виску, было всего лишь вопросом времени.

До сих пор возвращение в Жапуру было невозможно. Кейну нужны были люди, снаряжение, провизия. Только тогда можно было отважиться пуститься вглубь по Амазонке. Несмотря на свою работу, как в доках, так и на базаре, где он подрабатывал в выходные, Кейну никак не удавалось скопить денег, а Генри зарабатывал в качестве гида сущие гроши. Затем появился Честер Сент-Джеймс со своим ослиным планом, который Морган отмел из-за своей чертовой трусости.

Теперь пришла Сара, солнечная девочка, воплощение добра, чистоты и невинности, которых ему всегда не хватало. Она предложила Кейну шанс отправиться в Жапуру и положить конец его кошмару… Так или иначе!

Падая в постель, Морган уставился в потолок и сконцентрировался, пока его мысли о Кинге и Жапуре не были перекрыты видением сверкающих бирюзовых глаз, ниспадающих шелковистых волос и губ, в которых мог забыться мужчина – конечно, если он позволит себе это!

Глава третья

Опускался вечер, и слепящие лучи оранжевого солнца прошивали облака у горизонта. Это обещало к полуночи дождь.

Сара стояла на террасе и любовалась морем, которое на протяжении нескольких минут из синего превратилось в фиолетовое, потом в золотистое. Но вот она услышала шаги Кейна и вся напряглась.

Где же этот американец? На целых полчаса опаздывает.

Девушка заходила по террасе.

Нужно быть не в себе, чтобы поверить, будто он примет ее приглашение на ужин; вообще сумасшедшей, чтобы сделать такое приглашение после фиаско, случившегося недавним вечером. Однако Морган Кейн был ее единственной надеждой. Как бы там ни было, необходимо убедить его поехать в Жапуру. От этого зависело ее будущее.

Будучи в Лондоне, девушка довела искусство кокетства до совершенства. Дабы подразнить воображение мужчин, она умела как бы невзначай на мгновение приподнять полы юбок и обнажить голени. Ей нравилось, опустив голову, стрелять глазками в поклонника сквозь бахрому ресниц. Но вся ее обворожительность ровным счетом ничего не значила для такого мужчины, каким был Кейн. С такими, как он, играть опасно. Ухаживание – отнюдь не самая сильная сторона американцев.

Среди местного населения Кейн считался героем. Вот и сейчас даже ее собственная прислуга суетится, словно в ожидании прибытия коронованной особы. Кан вырядился в великолепную униформу, которую он надевал только на приемы самого высокого уровня – зеленую с пурпурными лацканами, отворотами и отделкой. Малиновые ленты хорошо смотрелись на его плоском животе. Впечатление несколько портили тяжелые черные волосы, спадавшие на плечи, и огромное кольцо в левом ухе. Но в целом Кан смотрелся величественно. Женщины – те, напротив, пересмеивались и перешептывались, но и они потрудились над своей внешностью, нарядившись в миленькие платьица, украсив шеи бусами, а волосы – цветами. Однако к их большому неудовольствию мужчины-слуги обещали с приездом Кейна загнать их на кухню. Ведь это был бото.

Услышав впервые от Кана, что за американцем водится дурная репутация какого-то мифического любовника, Сара усмехнулась. Не может быть, чтобы эти люди, которые жили целый век под британским влиянием, верили в подобные предрассудки. И тем не менее она обнаружила, что привычки и традиции не так просто умирают в среде людей, рядом с которыми она выросла, которых любила и уважала. Они верили в бото. Они почитали его всеми мыслимыми способами. На рынках продавали даже специальный порошок бото. За очень высокую цену покупали левый глаз розового дельфина. Высушенный и добавленный в пищу женщине, он якобы сводил ее с ума от желания. А если глазному гнезду – опять же левого глаза бото – придать форму кольца, а потом мужчина посмотрит сквозь него на желанную женщину, то ее будто бы сразу же тянет к нему. Только раз в сто лет бото покидал свою обитель – Амазонку – и принимал человеческий облик. И, когда это происходило, ни одна девственница не могла чувствовать себя в безопасности на ночной улице. Стоило ей только взглянуть ему в глаза – и ее тело и душа отныне принадлежали ему.

Нахмурив лоб, Сара размышляла о Моргане Кейне. Она не могла представить себе, чтобы кто-то мог соблазнить рационально мыслящую женщину. Тут девушка вспомнила, как участился у нее пульс, когда она увидела прошлой ночью сцену любви с красивой туземкой. Наверняка ее организм пришел в возбуждение оттого, что Сара скрытно наблюдала за столь интимным и страстным актом, а не потому, что Кейн хоть отдаленно казался ей привлекательным. Ничуть.

Сара терпеть не могла потных небритых лиц, мрачных взглядов и оттопыренных губ. Тело у него было грубое, кожа – очень темная, а волосы – слишком черные. Ей нравились такие мужчины, как ее жених, – светловолосый, голубоглазый…

– Миси Сара.

Девушка вздрогнула и обернулась. В дверях террасы стоял Кан, в его взгляде видно было напряжение.

– Он прибыл, – спокойным голосом сообщил слуга. Сара промолчала. У нее слишком быстро забилось сердце.

– Провести его сюда? – спросил Кан.

Девушка кивнула, неспособная совладать со своим дыханием до самого ухода Кана. И только тогда она заметила, как тихо стало вокруг. Служанки прекратили болтовню, перестали шуметь ночные твари, затих ветер. Казалось, даже воздух застыл, ожидая вместе с ней прибытия американца.