Поэтому, встав, побрившись, приняв душ, одевшись, сойдя вниз, поздоровавшись с Фрицем, позавтракав, прочитав утреннюю газету и узнав среди прочего о том, что никого еще не обвинили в убийстве Присциллы Идз и Маргарет Фомоз, а потом проследовав в кабинет, вскрыв утреннюю почту и увидев, как девять часов прошли безо всяких известий сверху, я набрал номер оранжереи по внутреннему телефону, услышал голос Вульфа и спросил:
– Вы сами пригласите людей на вечеринку или поручите мне?
– Никому, пока не объявится мистер Хафф. – Вульф, как обычно, был не в духе.
– Он прилетит в три часа.
– Или никогда.
Так обстояли дела. Одним из его глубочайших заблуждений была уверенность в том, что ни единое приспособление для перевозки людей, управляемое машиной, – от скуттера до океанского лайнера – не может гарантировать доставки пассажира к месту назначения и что только тупица возьмет на себя смелость делать на такое приспособление ставку.
Тут уж я ничего не мог изменить. Повесив трубку, я позвонил в «Пан-Атлантйк», и дежурная ответила мне, что рейс № 193 ожидается по расписанию. Едва я встал, чтобы положить почту на стол Вульфа, задребезжал телефон, пришлось снова сесть и снять трубку.
– Бюро Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.
– Арчи Гудвин?
– Именно.
– Это Сара Джеффи.
– Судя по голосу, так оно и есть. Доброе утро.
– Доброе утро. Я хотела… как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. А вы?
– Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом осталось лишь одно место – мое!
– Замечательно. Освободилось лишнее место для званых обедов.
– Дело в более важном вопросе. – Пауза. – Вы забрали шляпу и пальто?
– Да, но ради всего святого, не говорите, что хотели бы их вернуть: я избавился от ваших вещей навек.
– Я никогда не захочу ничего подобного. – Ее слова прозвучали весьма уверенно. – Когда через долгое время после вашего отъезда я вошла в коридор и увидела, что пальто со шляпой исчезли, я расплакалась, как ребенок. А потом испугалась. Испугалась оттого, что плакала об их исчезновении. Однако следом я поняла, что дело еще в чем-то, мне не ясном. Так или иначе, но я перестала доискиваться причины своих слез и беспокоиться о них, потому что одно знала наверняка: я рада, что пальто со шляпой больше нет, и благодарна вам за удивительный поступок на фоне моего отвратительного поведения. Вы наверняка понимаете, почему я так дергалась. Я ужасная трусиха и всегда была ею. Такая трусиха, что вчера днем, пытаясь вам позвонить, я трижды не сумела заставить себя повернуть диск телефона.
– Вы могли бы…
– Нет, прошу вас! Дайте мне договорить или я совсем смешаюсь. Спала я так, как давно уже не спала. Просто восхитительно! И завтракая на том месте, где вчера сидели вы, я вдруг осознала… осознала, что должна сделать все, о чем вы меня просили… Все… Только, конечно, не… Словом, я исполню любую вашу просьбу… во всяком случае… во всяком случае ту, которую смогу исполнить. Так объясните же мне, в чем состоит проблема?
– Я уже вчера объяснял.
– Да, да, только я не запомнила.
Я заботливо пересказал ей ситуацию, но, судя по паре заданных ею вопросов, слушала она не очень старательно. Пришлось повторить все снова. Она пообещала приехать в бюро к одиннадцати. Я предложил ей привести с собой адвоката, но она заявила, что не хочет ему ничего говорить, опасаясь его возражений и не желая спорить. Я не настаивал, ибо не исключалась возможность упросить Натаниела Паркера действовать в ее интересах. А такое, пожалуй, было лучше всего.
Она предупредила меня:
– Я уже не считаю себя сумасбродкой, но трусихой я осталась и теперь проявляю исключительную отвагу – надеюсь, что вы это понимаете.
Я ответил, что понимаю полностью и очень ценю ее мужество.
Данное событие совершенно изменило печальный утренний настрой. Перво-наперво я поднялся в оранжерею и сообщил Вульфу, что тридцать центов, добавленные мною к плате за такси до Армии Спасения, вовсе не выброшены на ветер. Потом я выслушал инструкции и вернулся в кабинет, дабы их выполнить. Важнейшую часть указаний составлял звонок Паркеру, поскольку тому следовало знать не только имена, адреса, события и намерения, по также цель и план нападения. Паркер, как обычно, не горел энтузиазмом и весьма недвусмысленно заявил о том, что интересы миссис Джеффи требуют его конфиденциального участия.