Вот же он — совсем рядом, всегда понимающий, никогда её не тормозящий, готовый ввязаться в любую авантюру, очертя голову… И когда-то они любили друг друга. Подходили друг другу как две детали одного пазла. Всё было вполне приемлемо.
Оставив машину мокнуть под проливным дождём на парковке общежития ZETA, Джоэль провожает Уэнсдэй до её комнаты. Пока он с интересом рассматривает письменный стол, доверху заваленный учебниками, она сидит на краю своей кровати, вцепившись бледными пальцами в атласное чёрное покрывало.
И всё думает-думает-думает.
Настенные часы громко тикают, отсчитывая секунды и минуты, а Аддамс никак не может принять окончательного решения. Чаши невидимых весов колеблются из стороны в сторону, учащённый пульс гулко стучит в висках, но что-то глубоко внутри неё отчаянно противится закономерному решению выбить клин клином.
Oh merda, ну что за несусветный бред? Для неё никогда не было проблемой безжалостно поставить крест на одном человеке и заменить его другим. Что изменилось теперь?
— Пожалуй, мне пора, — будто бы нехотя сообщает Гликер и тянется к своему пальто, наброшенному на спинку стула. — Рад был тебя увидеть, колючка. Если захочешь поговорить…
— Нет, — Уэнсдэй резко подскакивает на ноги.
— Что? — он удивлённо вскидывает брови, замерев на полпути к выходу из комнаты.
— Останься, — выпаливает на одном дыхании, опасаясь сдаться и передумать.
Джоэль в замешательстве оборачивается, переводя немного растерянный взгляд с деревянной тёмной двери на Уэнсдэй, которая пару раз невольно моргает, но не отводит глаза, всем своим видом демонстрируя непоколебимость принятого решения. Прямой зрительный контакт продолжается добрых несколько минут, после чего он тяжело вздыхает и отрицательно качает головой.
— Нет, колючка, — категорично заявляет Гликер, но Аддамс знает его слишком хорошо и легко может уловить тень сомнения в деланно спокойном тоне. Румянец ползёт по его щекам, окрашивая загорелую оливковую кожу в пунцовые оттенки. — Я не думаю, что…
Она не позволяет ему договорить.
В несколько стремительных шагов преодолевает незначительное расстояние между ними и приподнимается на цыпочки, чтобы прижаться к его губам коротким, но жарким поцелуем. Джоэль не отвечает на поцелуй и поспешно отстраняет Уэнсдэй от себя, перехватив её руки повыше локтей.
— Это не выход, — очень серьёзно говорит он, заглядывая в её обсидиановые глаза, горящие поистине маниакальным блеском. — Так нельзя, понимаешь? Ты ведь меня больше не любишь.
— Заткнись, — Аддамс бесцеремонно прерывает поток вялых возражений очередным поцелуем, на этот раз — более продолжительным и голодным.
После месяца вынужденного воздержания тело чертовски остро реагирует на чужую близость — физические животные инстинкты быстро берут верх над укоризненным голосом рационального мышления. Наплевать. На всё наплевать.
Если это поможет вырвать из мыслей ядовитый сорняк иррациональных чувств к лжепрофессору, таким шансом непременно нужно воспользоваться.
Гликер сопротивляется, пытается отодвинуться, но уже без особого энтузиазма — и когда он наконец размыкает губы на выдохе, Аддамс немедленно проникает языком ему в рот, не оставляя никаких путей к отступлению. И тут же понимает, что победила. Мужские руки отпускают её локти и перемещаются на тонкую талию, притягивая ближе к себе. Даже сквозь плотную ткань вязаного джемпера она чувствует тепло его ладоней, и это ощущение будоражит кровь, путает мысли и пускает поток колючих мурашек вдоль позвоночника.
Не разрывая жадный поцелуй, Уэнсдэй настойчиво увлекает Джоэля в сторону кровати — колени подгибаются, и они оба падают на мягкую постель, заправленную атласным чёрным покрывалом. Старые пружины жалобно скрипят под весом двух тел, объятых пламенем порывистого животного желания. На секунду оторвавшись от её губ, Гликер приподнимается на локте, нависая над ней и пристально вглядываясь в бесстрастное лицо. Словно даёт последний шанс остановиться.
Но она не намерена останавливаться.
Зов плоти испепеляет все сомнения в правильности подходящего, а требовательная пульсация между бёдер глушит любые доводы разума. Уэнсдэй решительно тянет наверх свой джемпер, снимает его через голову и отбрасывает на пол. У Джоэля вырывается вымученный полувздох-полустон.
— Господи, что же ты творишь… — сокрушённо бормочет он, но при виде её мертвенно-белой груди в паутинке тонкого чёрного кружева его зрачки резко расширяются.