— Благодарю вас, — сказал доктор Фелл. — От такого предложения я редко отказываюсь.
— Ваши воззрения на криминологию, — продолжил тему судья, решительно поднимаясь и направляясь к буфету, — в целом носят здравый характер. Признаю. Но вот в шахматы играть вы не умеете. Взять хотя бы гамбит, на который я вас подловил… а?
— Предполагаю, что это ваша собственная разработка, продолжение ваших уловок.
— Как вам угодно. В нее входит умение заставить оппонента думать, что он в полной безопасности, после чего он расслабляется, и ты загоняешь его в угол. Наверное, у вас есть право назвать такой гамбит «кошки-мышки».
Судья Айртон поднес к свету два стакана, проверяя их чистоту. Когда он ставил их обратно, то обвел взглядом комнату. Сморщив короткий нос, он не без отвращения посмотрел на пухлые кресла, на диваны и на голову лося. Но скорее всего, он решил, что в общем и целом все выглядит достаточно прилично, ибо с силой набрал в грудь морской воздух, который проникал в комнату через одно из открытых высоких окон, и успокоился. Что он хотел произнести в добавление к сказанному, когда щедро наливал два стакана, доктор Фелл так и не узнал.
— Привет! — услышал он громкий голос. — Эй, вы, там!
Голос был девичий, и в нем звучала натужная веселость.
Доктор Фелл удивился.
— К вам гости? — спросил он. — Женского пола?
По лицу судьи Айртона скользнула легкая тень раздражения.
— Как мне кажется, это моя дочь. Хотя понятия не имею, что она здесь делает. В последний раз сообщила мне, что собирается на вечеринку к друзьям в Таунтон… Да?
Пышноволосая девушка в прозрачной живописной шляпке, модной в 1936 году, проникла в комнату через открытое окно. На ней была легкая цветастая юбка, и она смущенно крутила в руках белую сумочку. Доктор Фелл с удовольствием отметил, что у нее честные карие глаза, хотя, даже на его снисходительный взгляд, она чрезмерно увлекалась косметикой.
— Привет! — повторила она все с тем же наигранным оживлением. — Вот и я!
Судья Айртон встретил ее с суховатой вежливостью.
— Это я вижу, — сказал он. — Чем обязан столь неожиданной чести?
— Я должна была заехать, — вскинулась девушка. И затем, словно бросаясь головой в воду, решилась: — У меня потрясающая новость. Я обручилась и выхожу замуж.
Глава 3
Констанс не предполагала, что выпалит все одним духом. Даже в последнюю минуту она не представляла, как предстанет перед отцом.
Жертва романтических сочинений, она попыталась прикинуть, как ей действовать, исходя из представлений, почерпнутых в книгах и фильмах. В романах отцы делились всего на два класса. Они или впадали в ярость, демонстрируя неумолимость, или же были неправдоподобно умны и полны симпатии к своим отпрыскам. Или же вас прямиком выкидывали из дома, или же, сочувственно потрепав по руке, произносили на удивление мудрые слова. Но Констанс (наверное, как и все остальные девушки на свете) догадывалась, что ее собственный родитель не подпадает ни под одну из этих двух категорий. Неужели со всеми родителями так трудно? Или только ей так не повезло?
Отец стоял у буфета, держа в руках сифон с содовой.
— Обручилась? — повторил он.
Она с удивлением отметила, что его обычно бледное лицо порозовело, а в голосе, наверное от неожиданности, появились теплые нотки удовлетворения.
— Обручилась и собираешься замуж? За Фреда Барлоу? Моя дорогая Констанс! Я позд…
У Констанс замерло сердце.
— Нет, папа. Не за Фреда. За… ты его никогда не видел.
— Ах, вот как, — сказал судья Айртон.
Спас положение доктор Фелл, не чуждый своеобразной неуклюжей тактичности. Хотя его присутствие в комнате было столь же уместно, как фигура слона в посудной лавке, девушка не заметила его. Он привлек к себе внимание, долго и старательно откашливаясь. Поднявшись на ноги с помощью тросточки, он просиял и подмигнул отцу с дочерью.
— Если вы не возражаете, — сказал он, — я бы воздержался от выпивки. Я обещал инспектору Грэхему, что заеду к нему на чай, и я уже опаздываю. Хм!
Судья Айртон, действуя как автомат, представил их друг другу:
— Моя дочь. Доктор Гидеон Фелл.
Констанс блеснула беглой улыбкой в его адрес. Удивившись его присутствию, она, казалось, все так же не замечала доктора.
— Вы в самом деле уверены, что вам надо идти? — осведомился судья, не скрывая облегчения.
— Боюсь, что да. Продолжим дебаты в другой раз. Будьте здоровы!
Доктор Фелл взял с дивана пелерину в крупную клетку, накинул ее на плечи и застегнул маленькую цепочку у воротника. Отдуваясь после таких усилий, он водрузил на голову шляпу с широкими полями и поправил ее. Затем, вскинув приветственным движением трость и отдав поклон Констанс, который стоил ему нескольких лишних складок на талии, он покинул дом через французское окно. Отец с дочерью смотрели, как он пересекал лужайку и возился с калиткой, открывая ее.
После долгой паузы судья Айртон подошел к своему креслу и уселся в нем.
Констанс почувствовала, как у нее мучительно сжимается сердце.
— Папа… — начала она.
— Минутку, — остановил ее отец. — Прежде чем ты мне все изложишь, будь добра смыть с физиономии излишнюю косметику. Ты выглядишь как уличная девица.
Эта его манера обращения всегда дико злила Констанс.
— Неужели ты не можешь, — закричала она, — неужели ты не можешь хоть раз серьезно воспринимать меня?
— Если, — бесстрастно ответил судья, — кто-то серьезно воспримет тебя в этом виде, он будет предполагать, что ты назовешь его «милашка» и попросишь соверен. Прошу тебя, сними этот грим.
Он мог быть терпеливым, как паук. Молчание длилось. Преисполнившись отчаяния, Констанс извлекла пудреницу из сумочки, взглянула в зеркальце, первым делом вытерла носовым платком губы, а потом и щеки. Когда она завершила эту процедуру, и тело и душа у нее были в растерзанном состоянии.
Судья Айртон кивнул.
— Итак, — сказал он. — Я предполагаю, ты отдаешь себе отчет в своих словах. У тебя в самом деле серьезные намерения?
— Папа, я в жизни не была так серьезна!
— Ну?
— Что «ну»?
— Кто он? — терпеливо спросил судья. — Что ты о нем знаешь? Откуда он родом?
— Его… его зовут Энтони Морелл. Я встретила его в Лондоне.
— Так. Чем он зарабатывает на жизнь?
— Он совладелец одного ночного клуба. Во всяком случае, это одно из дел, которыми он занимается.
— Что еще он делает?
— Не знаю. Но денег у него хватает.
— Кто его родители?
— Не знаю. Они скончались.
— Где ты его встретила?
— На вечеринке в Челси.
— Как давно ты его знаешь?
— Самое малое — два месяца.
— Ты спишь с ним?
— Папа!
Констанс была неподдельно шокирована. Ее потрясло не столько это предположение, которое от любого другого она выслушала бы совершенно спокойно и даже благодушно, сколько тот факт, что она услышала его от отца.
Открыв глаза, судья Айртон добродушно посмотрел на нее.
— Я задал тебе простой вопрос, — уточнил он. — Конечно же ты можешь на него ответить. Итак?
— Нет.
Хотя на лице судьи не дрогнул ни один мускул, казалось, он испустил вздох удовлетворения. Слегка расслабившись, он положил руки на подлокотники кресла.
Констанс, пусть и не оправившись от растерянности, все же заметила, что явного признака опасности в его поведении не просматривается. Судья не вынимал очки в роговой оправе из очешника в нагрудном кармане и не водружал их на переносицу, что привык делать в судейском кресле. Но Кон станс чувствовала, что не в силах выносить его бесстрастность.
— Неужели тебе больше нечего сказать? — взмолилась она. — Пожалуйста, скажи, что ты не против! Если ты попробуешь запретить мне выйти замуж за Тони, я просто умру!
— Тебе исполнился двадцать один год, — напомнил судья. Он задумался. — По сути дела, полгода назад ты вступила во владение наследством матери.
— Пятьсот фунтов в год! — презрительно бросила девушка.
— По этому поводу я воздержусь от комментариев на твой счет. Я лишь констатирую факт. Тебе двадцать один год, и ты совершенно самостоятельна. Если ты решишь выходить замуж, я не в силах помешать тебе.