Но я ошиблась.
Веки отяжелели, руки, потеряв опору и поддержку словно плети повисли вдоль тела, ноги перестали ощущать твёрдость паркета, и всё вокруг заполонила кромешная тьма.
Глава 11. По парам
ЕГОР.
Оля упала в руки Максу словно тряпичная кукла и к счастью он смог её подхватить и спокойно донести до дивана. Очень аккуратно, заботливо, словно самую хрупкую и важную частичку своей жизни.
Драгоценность, которой она, в сущности, и была.
Я никогда не носил Олю на руках. И пусть это не лучший повод, но с сожалением и завистью я подумал, что мне и такого не досталось.
И самое ужасное — мне не за что было злиться именно на Максимку, который просто оказался к ней ближе. Оля вообще падала в его сторону скорее по инерции, чем из желания показать, что она выбирает его, а совсем не меня.
Глупости! Глупости?
Мне следовало дышать, спокойно и размеренно дышать, не вспоминая, что всего пару минут назад этот говнюк лапал её слишком откровенно для людей, которые всего лишь проводили съёмку для шоу.
Судя по лёгкости, с которой он метнулся в гримёрку к дивану — Оля совсем ничего не весила. Она была миниатюрной и хрупкой. Единственный раз когда я действительно мог ощущать её вес на себе — парковка у неё дома, безумный секс и такой же тяжелый и густой воздух внутри автомобиля, где она могла бы тоже потерять сознание. Но не от стресса, а от удовольствия.
Казалось прошли не месяцы — годы с того вечера. Но искажение восприятия времени не сказалось на возможности вспоминать каждое сказанное в тот вечер слово и каждую секунду после окончания спора, от поцелуя до того момента, когда Оля вышла из машины.
Я мотнул головой, прогоняя совсем не обязательную к воспоминанию в этот момент часть нашей истории, и постарался сосредоточиться на том, что действительно важно.
Вокруг суетились люди, восклицая и громко споря о том, что необходимо ли вызвать скорую или обойтись имеющейся аптечкой с нашатырём. Перед нами материализовалась Маша с бутыльком и ватой в руках.
Через минуту Оля начала приходить в себя.
Даже через слой макияжа она выглядела неестественно бледно. Она мелко хватала ртом воздух, пытаясь рукой убрать от лица мерзко пахнущую вату, хоть та и привела её в чувство. И как только миссия была выполнена её рука легла на согнутую в локте руку нашего «рыцаря».
— Ты как? — спросил он.
Оля молча кивнула. Сил не хватало даже на то, чтобы ответить? Я метнул взгляд в сторону столика с едой, и догадка настигла меня в тот же момент.
— Отойдите, — мой собственный голос звучал слишком незнакомо, пока я пытался протиснутся мимо участников и съёмочной группы. — Что она ела? — я повернулся к девушке-стилисту, которая оставалась с ней в гримёрной.
— По-моему ничего, кроме нескольких глотков воды, — по мере того, как та произносила слова голос девчонки сошёл на нет и стал почти не слышим.
Отлично. Голод — это именно то, что нужно каждой женщине перед тем как ее засунут в корсет и заставят встать перед камерой в совершенно непроветриваемом помещении.
Из положения лёжа Оля предприняла провальную попытку сесть на диване, крепко вцепившись в руку Максимки. А ведь совсем недавно впивалась в меня ногтями так, что наверняка остались отметины на плече.
— Давайте всё-таки вызовем скорую, — подала голос Маша, доставая мобильный.
— Не нужно, мне уже лучше, — слабо выдохнула горе-пациентка и попыталась предпринять еще одну, более успешную занять вертикальное положение.
Вот же глупая.
— Тебе стоит полежать еще хотя бы минут десять, — Маша озвучила мои мысли.
Да, большое спасибо!
— Я в порядке, — слабый писк едва ли можно считать ответом человека, который чувствовал себя нормально.
Что б тебя. И моё терпение лопнуло.
— Ляг обратно или я уложу тебя сам, — это звучало не как просьба, а скорее как приказ и вырвалось само собой.
Естественно моё присутствие, ранее никого не интересовавшее, стало весьма заметным. Находившиеся в комнате повернулись ко мне, и смотрели так, словно впервые увидели. А кто собирался выйти остановился на полпути, предчувствуя интересный драматический сюжетный поворот. Оля хотела (конечно, она хотела!) запротестовать, но мой строгий вид не предвещал ничего хорошо и как ни странно она это прекрасно понимала.
— Так, ладно. Все вон! Вон, я сказал, — от созерцания развернувшейся сцены всех отвлёк человек с камерой в руках. — Здесь больше нет ничего интересного, а у нас еще одна съёмка. Так что на выход!