Рассолкин был на своем месте. Да, он сразу признался, что больше не практикует, когда Лев передал ему слова Орлова о том, что хоть они и не имеют права предлагать стать консультантом по делу лицу не просто гражданскому и стороннему, а еще и участнику дела, но Главк не будет против, если он поучаствует в расследовании. Главное – не лезть туда, куда нельзя, и не использовать материалы расследования в книгах или статьях. Было видно, что Рассолкину интересно. Он с удовольствием общался с людьми, вне зависимости от их статуса и ранга. Быстро находил ко всем подходы, легко очаровывал. Скромное обаяние буржуазии, наверное, в прошлом выглядело именно так. Франт с аккуратной бородкой, очками и тростью. С приятной русской речью и манерой говорить.
– Вот, кстати, я могу признаться сразу, – сказал Стас. – В том, чему я завидую вам.
– И чему же?
– Тембру голоса и речи. Мне никогда не удавалось так ровно говорить. Всегда эмоции берут вверх и интонации гуляют так, как им хочется, – сказал Крячко.
– Все просто. В прошлом перед тем, как я открыл свой первый кабинет, я брал уроки сценического мастерства и вокала.
Рассолкин заговорил голосом на полутон ниже, но при этом он не заглушил речь, сделав звук тише, а как будто бы расширил голос горизонтально. И теперь низкий, ровный, приятный мужской баритон заполнял кабинет, но при этом оба сыщика понимали, что Лев Второй понизил, а не повысил голос. Но почему тогда его стало лучше слышно?
– Ого!
– Клиенты больше доверяют и открываются тому, чей голос им приятен. Сложно было приучить себя не тараторить: от природы я всегда очень быстро говорил. Не глотать окончания… Но, пожалуй, самым сложным было другое.
– Что? Найти деньги на хорошего учителя? – иронично спросил Крячко.
– О, это само собой. Я полгода сидел только на крупах и твороге. Сложнее всего было избавиться от слов-паразитов. Говорить длинными сложными фразами без задержек, связующих, но не нужных слов, информационного мусора. Но мой учитель сказал, что для того, чтобы развить такую технику речи, нужно читать классиков. Лучше всего Чехова.
– Почему? – заинтересовался Гуров. – Для сохранения словарного запаса?
– Да, – явно обрадовался привычной теме Рассолкин. – Когда голова занята и вы думаете длинными фразами или образами, такими яркими, как было раньше у писателей прошлого, то говорить вы начинаете точно так же. Все эти слова, фразы, вся красота языка остается жить с вами.
– Как поэтично. Но давайте вернемся в наши будни и пойдем пообщаемся с Игорем. Сейчас мы будем в допросной. Все будет как в кино: Стас будет вести допрос, а мы будем с другой стороны стекла.
– Они действительно существуют? Эти комнаты с двойным стеклом? И он правда не будет нас видеть, а мы его будем? – Лев Второй обрадовался как ребенок. Еще немного, и захлопал бы в ладони.
– Да. Все почти так. Только чуть меньше лоска.
Если допросная и разочаровала Рассолкина, то он не подал виду, а сыщики, кажется, подумали, что неплохо было бы сделать ремонт. Они привыкли бывать тут очень часто и не замечали ржавчин на столе и замке двери, облупившейся в некоторых местах краски, окон в царапинах. Откуда они только взялись-то? Нет, все было не так страшно, но все же.
– Было бы гораздо страннее, если бы она была вся белой. Белые стены, белый стол и стулья и потолок черный. И пол. В монохромности люди теряются, им будет тяжелее сосредоточиться на вранье, – тихо сказал Лев Второй Льву Первому.
Гуров кивнул, представив это, и понял, что да, пожалуй, их консультант снова прав. Так было бы действительно сложнее для тех, кого допрашивают. Он много раз видел, как подозреваемые блуждают взглядом по стенам помещения, цепляясь за все выщерблинки и неровности, как альпинисты во время восхождения ищут пальцами неровности на скале, чтобы удержаться за них.
Тем временем привели жениха Воронцовой. Игорь пришел в себя и снова примерил очередную маску. Сегодня, кажется, он был непризнанным гением и скорбящим мужем одновременно. Что-то бормотал и постоянно пытался позвонить в госпиталь, который он называл «клиникой», чтобы узнать, как там его «Катюша». Играл, надо сказать, из рук вон плохо. Крячко честно переждал всю волну стенаний, чуть поморщившись, с таким видом, будто все эти лишние эмоции его немного утомили, а потом начал допрос. Гуров мысленно поаплодировал другу.