«Кто она? Почему Торопов приходил на ее могилу? — гадал Костя. — И эта надпись, «за невинно убиенных»… Будто убили ее. Или погибла от несчастного случая. Если это так, ее имя должно быть в базе полиции».
Он сфотографировал надпись на памятнике и отправил фото Лысому с просьбой пробить эту женщину через знакомых полицейских. «Ок», — прилетело в ответ. Радонев еще немного постоял у могилы, раздумывая, что делать дальше. И побрел в сторону аллеи.
Лысый позвонил, когда Костя уже подходил к могиле отца.
— Интересная штука выяснилась. Эта Соколовская — родная сестра Торопова, но дело даже не в этом, — смущенно сказал хирург. — Она опекуншей была над нашим Ильей Петровичем. Что-то у них с родителями случилось, они вдвоем остались. М-да… Не знал я, что у него судьба такая…
Костя поежился. Теперь стало ясно, почему Торопов так напился на кладбище, хотя в другое время к спиртному не прикладывался. «У каждого своя боль», — снова вспомнилось ему. И он крепче сжал смартфон, боясь, что он выскользнет из онемевших пальцев.
— Эта Надежда на пять лет старше, — продолжал рассказывать Лысый. — Как восемнадцать стукнуло, оформила опеку над братом. И, судя по всему, тянула его, пока не вырос, да не выучился. А фамилии у них разные, потому что на момент смерти она замужем была.
— А умерла отчего?
— Под машину попала. В полиции говорят, что водителя судили, конечно. По закону так положено. Но выпустили. Потому что это дело — чистой воды несчастный случай.
Глава 26 (окончание)
Под темными крыльями бессонной ночи роился страх, звенел, как растревоженное осиное гнездо. И Торопов не выдержал — уже в пять утра поехал в клинику. Наорал на заспанного охранника, и, добыв нужный файл, заперся в своем кабинете.
Сейчас, сидя в кресле и зажав в кулаке карандаш, Илья Петрович Торопов стучал им по столешнице — все сильнее, звонче, пока под резкий треск ломающегося дерева рука не провалилась ниже, саданув о край стола. Но Торопов не почувствовал боли. С него хватило и той, что он ощутил минуту назад, увидев на экране ноутбука пятничную запись с камеры видеонаблюдения: этот наглый щенок Радонев, привыкший совать нос, куда не следует, входит в его кабинет. И только потом в конце коридора появляются они с Ингой Замятиной.
«Значит, это с моего балкона он слезал в ту пятницу. Значит, он всё слышал», — звенело в голове. Ни о чем другом он думать не мог, будто вся его жизнь сейчас была крутящейся пластинкой, поцарапанной там, где был записан этот злополучный момент. А игла подпрыгивала на ней, возвращалась снова и снова: «Он всё слышал. Всё слышал. Слышал».
Торопов разжал кулак, и обломок карандаша Erich Krause упал на стол, сверкнув позолотой букв. Краузе… Такую же фамилию носит Валерия. Это вокруг нее вьется интерн, вечно сующий нос, куда не следует! Но теперь он сунулся туда, где двоим нет места. Потому что если он, подслушав разговор с Замятиной, сложит два и два — а он сложит, потому что далеко не дурак! — и раскопает правду, останется лишь бежать. Врачебной карьере придет конец, свободе — тоже.
«И что с ним делать? — размышлял Торопов, стараясь сохранять хладнокровие. — М-да… Поторопился я с увольнением, разозлил врага. А с другой стороны, доступа в клинику у него теперь нет. И это плюс. Но всё равно надо бы в архив заглянуть, убедиться, что хвосты подчищены».
Он попытался встать, но кабинет перед глазами качнулся и поплыл вправо, словно был декорацией, выстроенной вокруг карусели. Торопов, шипя, сдернул очки и, закрыв глаза, ткнулся лбом в сгиб руки, лег щекой на прохладную гладь столешницы. Головокружение прошло, оставив после себя липкую слабость. Взмокшее тело стало тяжелым, чужим. Но коленки мелко тряслись, и в ногах не осталось силы.
«А может и не будет ничего? Замятин ведь жив, повезло, что ему в тот вечер пришлось уехать, и эта курица, его жена, не успела накормить его последним ужином», — надежда слабо шевельнулась внутри, но тут же потухла. И Торопов застонал сквозь зубы, злясь на самого себя, понимая — если Радонев всё слышал, у него хватит ума не только на то, чтобы заподозрить неладное. Он еще и эту Краузе потащит по врачам, и тогда всё вскроется, и будет такой скандал, что не отмоешься.
Всё из-за Шермана, будь он неладен! Этот человек — вечная причина несчастий. Если бы он не приволок эту слепую, дела могли пойти по-другому. Ведь можно было вернуть ей зрение, можно! И тогда интерн занимался бы только этой Лерой. Не лез бы, куда не следует! А если бы Шерман когда-то вот так же не привел Майю, не было бы и причины оставлять Краузе слепой.