Но из зала полновесным восхищением вылетели аплодисменты. И к ней потек густой, как патока, бас:
— Ну молоде-е-е-ец, молоде-е-е-ец! — хлопки стихли, но в голосе по-прежнему звучал восторг. — Надо же, удивила! Давай-ка познакомимся, звезда моя. Уже поднимаюсь.
Она с невыразимой надеждой потянулась на звук. Скрипнуло кресло, шаги приблизились, обогнули сцену и поднялись на нее. Серая тень качнулась перед глазами, застилая даже тот слабый свет, что еще могла видеть Лера. Аромат туалетной воды усилился: йодистый запах моря, смешанный с ароматами горькой полыни и кедра. Положение и роскошь. Конечно, ведь Шерман — очень богатый человек.
— Зови меня Савва Аркадьевич. А ты, я знаю, Валерия. Или Лера, да? Позволишь?.. — спросил он, беря ее за руку. Она почувствовала, как к коже прильнули мокрые губы, как укололи усики — и вздрогнула, борясь с неожиданным желанием стереть с руки этот вежливый поцелуй.
— Валерия, вам помочь? — в голосе конферансье, снова вышедшего на сцену, слышалась плохо скрытая тревога. Шерман добродушно ответил:
— Проводи-ка нас в гримерку, братец. Полагаю, мадемуазель позовет меня выпить кофе? Или чаю, минералки — чего там у вас дают.
«Заодно обсудим дела», — прощекотал он ей на ухо. А вслух сказал, подбадривая:
— И не боись, голуба, я не ем детей.
Лера кивнула и, напряженно улыбаясь, поднялась с банкетки. Меценат цепко взял ее за локоть, повел, направляя.
В закулисной темноте ее глаза совсем отказались видеть. И она шла, повинуясь его руке. Двадцать четыре осторожных шага до гримерки. Мимо пахнущих пылью декораций, сваленных так, что пришлось протискиваться. Мимо урны, из которой кисло несет окурками и гнилым яблоком. По скрипучему полу со щербинами сучков. Пианистка прекрасно знала эту дорогу и шла бы увереннее, если бы не так слабели ноги и не колотило в груди. Но Шерман крепко держал ее — словно собственность.
Конферансье щелкнул лапкой замка, тонкий скрип резанул слух. Из-за открывшейся двери пахнуло табачным дымом и пудрой.
— Осторожно, звезда моя, тут порог, — любезно предупредил Савва Аркадьевич и повел ее к креслу. Опустившись в него, Лера нащупала за спиной маленькую подушку и неловко пристроила ее на коленях. Тьма перед глазами стала серой, чернильные облака теней качались, становясь то гуще, то светлее — но ни лиц, ни очертаний предметов Лера видеть не могла.
— Я в коридоре подожду, — буркнул дядя Вася, прошаркал к выходу, и дверь тихо ухнула, закрывшись.
Шерман крякнул, завозился в кресле — видимо, устраивался поудобнее.
— Волнуешься, голуба? Не надо, нету толку от волнений, — пробасил он, и в его голосе слышалось искреннее сочувствие. — Помогу я тебе, и без прослушивания бы обошлись... Хотя ты меня удивила. Прямо-таки готовая звезда! Так что найдем мы тебе местечко.
— Савва Аркадьевич, я не прошусь на сцену, — быстро сказала Лера. — Мне бы только зрение вернуть, а дальше я сама.
— Ну-у, зачем сама? Любому продюсеру, звезда моя, нужны хорошие музыканты. Играешь классику — будет тебе классика. Вот слышала ты, к примеру, про Майю Серебрянскую? Можешь работать с ней.
Лера невольно ахнула. Еще бы ей не знать о Серебрянской! Своего рода сестра по несчастью, скрипачка, потерявшая зрение. Но Майя не оставила свою скрипку, наоборот — стала знаменитой, успешной настолько, что ее аранжировки Крейслера и Вивальди слушали за пределами России. Познакомиться с ней — уже чудо, а уж работать!..
— Савва Аркадьевич, вы не представляете, как мне этого хочется! Я восхищаюсь Майей. И к вам, если честно, обратилась после того, как послушала передачу о ней, — призналась Валерия. — Майя так тепло отзывалась о вас, говорила, что вы ей помогли с операцией. И не бросили потом, когда выяснилось, что она так и останется слепой. И приют для детей открыли...
Шерман крякнул, будто она заговорила о чем-то, смутившем его.
— Лера, я не Дед Мороз, одаривающий всех подряд, — сухо пояснил он. — Правильно пойми, голуба! Я просто бизнесмен. И просто зарабатываю деньги на музыкантах. А то, что помогаю — ну так бог велел отдавать десятину, вот я и отдаю.
Его голос звучал странно — словно тема была неприятна Шерману, но он пытался это скрыть. Лера хотела что-то ответить, вот только от волнения мысли спутались в разноцветный патлатый клубок, и вытащить из него хотя бы одну ниточку было сложнее, чем вручную связать ковер.
— Значит, дорогая моя, отвезем тебя в Москву, в клинику моего приятеля, — снова заговорил меценат, но совсем другим тоном: бодро, по-деловому. — Он главврач элитной клиники, и, между прочим, лучший офтальмолог Москвы. Надеюсь, Илья Петрович вылечит твои глазки. Но ехать надо сейчас, у меня прорва дел.