И неизвестно, чем бы всё это кончилось, не появись Шерман...
— Кто-то послал ему запись моего выступления, — сказала Майя.
Лера, растроганная ее историей, облегченно вздохнула. Чувствовала, что самая тяжелая часть уже позади. А Серебрянская вдруг рассмеялась:
— Представляешь, Савва Аркадьевич выбил дверь в моей квартире! Приехал в пять утра и давай колотить. Соседей перебудил, а тем только дай позлословить. Наговорили ему, что, мол, в депрессии я, что, наверное, таблеток напилась, или алкоголем отравилась, раз не открываю. А я действительно... гм... крепко выпила накануне. Спала мертвецки, не слышала, как он стучит. Ну а когда он вошел и начал меня трясти, я спросонья зарядила ему по лбу. Очень теплая встреча получилась.
Представив это, Лера расхохоталась. Посмеявшись вместе с ней, Серебрянская продолжила:
— Знаешь, Шерман возился со мной, как с маленькой. Старался родителей заменить... Да и заменил в итоге, насколько это возможно. Он в тот год только начинал благотворительностью заниматься, едва открыл свой фонд — а тут я. Стала первой из тех, кому он пытался помочь. А когда с операцией не получилось, Савва Аркадьевич очень переживал.
— Почему — не получилось? — Лера решилась задать вопрос, который мучил ее больше всего.
Глава 9 (окончание)
— Нестандартная реакция на наркоз, клиническая смерть в итоге. Торопов мне жизнь спас. Если бы не он, не сидеть бы мне сейчас с тобой, — в голосе Майи мелькнула горькая усмешка. — Потом, конечно, жуткая депрессия накрыла, жить не хотелось... Хотя ты и сама знаешь, каково это — чувствовать, как с каждым днем густеет темнота перед глазами. Будто сначала из солнечного дня попадаешь в полнолуние, где все краски обманчивы, а вокруг лежат тени. И ты боишься сделать шаг, чтобы не упасть. А потом и луна гаснет. Ты остаешься во мраке.
— Удивительно, но я тоже сравнивала это со светом луны, — призналась Лера.
— Я всё же надеюсь, что у тебя будет по-другому, — ответила Майя. И добавила совсем уже другим тоном: — Ну, всё, хватит о прошлом!.. Живём сейчас! Может, сыграешь мне? Савва Аркадьевич сказал, что тебе фано привезли.
— Я бы с удовольствием сыграла, но Илья Петрович разрешил только в наушниках... — растерялась Лера. — И как их отключить, я не знаю.
— А мы сейчас Олежека позовем, и он всё нам настроит. Поиграем тихонечко. Понарушаем режим, — заговорщически сказала Майя. И будто услышав ее, телохранитель коротко стукнул в дверь и предупредил:
— Шухер, барышни. Там Пряниш заявился, я его машину в окно видел.
— О-о! — с ненавистью застонала Майя. — Может, в шкафу спрячемся? Олежек! Срочно скажи: здесь есть шкаф?
Телохранитель понимающе крякнул. Клацанье дверной ручки возвестило о том, что он вернулся на свой пост. Лера спросила:
— Этот тот самый Виктор Сергеевич Пряниш, директор театра?
— Угу, — недовольно откликнулась Майя. — Ты с ним осторожнее, мутный тип. И еще смотри, не расхохочись в голос, когда он говорить начнет. А то возненавидит, и будет у вас вражда навеки. Как у меня с ним.
— А что он такого может сказать? — удивилась Лера.
— Ой, да он вечно: то неправильно слово употребит, то что-то умное ввернуть попытается... — Майя прыснула: — Знаешь, как я его называю? Смесь кадета и балета. Потому что знаний — как у школьника, а гонору, как у примы. И всё время хочет, чтобы за ним оставалось последнее слово ! Но я не доставляю ему такого удовольствия. — Фыркнув, она замолчала. Но потом добавила совсем другим тоном: — Только ты не думай, что я заноза. С остальными вполне лояльна.
Разговор затух. Лера чувствовала, что напряжение висит в воздухе. А по тому, как недовольно вздыхала Майя, как ерзала в кресле, было понятно — она сейчас ощетинилась, как воинственный ежик.
Наконец, за дверью послышались шаги, высокий мужской голос и бурчание телохранителя. Дверь распахнулась, впустив в палату густой запах тушеной капусты. В больнице было время обеда.
— Добрый день, Валерия! Я — Виктор Сергеевич, директор театра классической музыки! — с нескрываемой гордостью провозгласил Пряниш. И добавил тоном школьного завуча: — Ага, и ты уже тут, Серебрянская! Хотя где должна быть? На ре-пе-ти-ци-и!
— Мы с вами уже прорепетировали сегодня, спасибо большое! — буркнула Майя.
— Ну, ты сама виновата! — бросил Пряниш. — Давай... нечего тут мне! Я, собственно, к Валерии.