— Ну, давай, изреки что-нибудь умное! — буркнул Радонев. — О влюбленном глупце. Или о чувстве долга, первичном для врача.
Но гипсовый старец молча ухмылялся в бороду. Костя повернулся на бок, закрыл глаза. В памяти, как назло, всплыла одна цитата из Аристотеля: большинство разногласий возникает между друзьями тогда, когда они являются друзьями не в том смысле, в каком думают. «А если один влюблен, а второй просто дружит — отношения заранее обречены, или могут быть варианты?» — спросил себя Радонев. И не решился ответить, потому что пока не понимал даже своих чувств, а уж о Лериных мог только фантазировать. Но твердо знал одно: истинная любовь и настоящая дружба возникают из духовной близости, а она между людьми — редкий случай. И эту связь, возникающую спонтанно (вроде бы видишь человека впервые, а чувствуешь, что знал его всегда), инстинктивно хочется продолжать. Будто душа подсказывает, что не зря вы встретились, что есть какая-то цель... И этому чувству лучше просто подчиниться, не строя своих планов и не гадая о планах судьбы.
Глава 10 (окончание)
«Может, эта тяга к Лере – лишь память о светлом юношеском чувстве, — размышлял Радонев. — Или просто мужское желание защищать женщину, попавшую в беду: как тогда, в лагере. Но если это любовь, мне уже никуда от нее не деться. Она вырастет, окрепнет и даст плоды. А сладкие или горькие... какая разница, если мне суждено это пережить? Как сказал какой-то мудрец, никому не дается больше, чем он сможет вынести. Значит, вынесу и я».
Он открыл глаза и снова взглянул на книги в «учебном» шкафу. Среди них было немало литературы по офтальмологии, ведь ее Костя собирал с детства. И острое чувство сожаления полоснуло, как скальпелем: знать бы, что случится с Лерой, выбрал бы эту специальность сразу после меда. И помог бы сейчас – ну, или лучше бы понимал, правильную ли стратегию лечения выбрал Торопов. «Но пока я никто, и не могу ни вмешиваться, ни советовать, — вздохнул Костя. — Моих теоретических знаний недостаточно, и главврач это прекрасно понимает. Всё, что мне остается – быть рядом с Лерой, поддерживать ее морально. Как близкий человек. Ну а как врач я тоже не буду сидеть, сложа руки: хотя бы карту ее посмотрю, узнаю точный диагноз. Попрошу Торопова, чтобы он разрешил присутствовать на операции. В общем, сделаю всё, что смогу — лишь бы она выздоровела».
И это решение успокоило его. Костя глянул на часы: почти шесть вечера. В больнице сейчас ужин, так что не стоит пока звонить Лере.
...Он всё-таки купил ей мобильник. Еле нашел среди современных смартфонов простенький телефон с большими кнопками. Тут же, в салоне, оформил сим-карту, вбил в память мобильника свой номер и помчался обратно в клинику. Но в отделении его ждал неприятный сюрприз.
У двери палаты стоял тот самый мужик в черном костюме, которого Радонев встретил в холле клиники.
— Обожди, — бросил он, увидев, что Костя хочет пройти к Лере.
— Не понял, — нахмурился Радонев. — В чем дело? Я вообще-то врач.
— Там посетители, — пояснил верзила, скучающе глядя сквозь Костю. — Поговорят — тогда зайдешь.
Радонев почувствовал, как вспенилась, вскипела внутри злость.
— Ты у себя дома решай, кого куда пропускать, — мрачно посоветовал он, потянувшись к дверной ручке: — В сторону отойди.
— Мужик, не борзей! — тон охранника стал угрожающим, взгляд сфокусировался на противнике.
— А вот хамить мне не надо, — прищурился Костя, — могу и в торец дать.
Охранник двинул челюстью, явно собираясь ответить, но женский голос из-за двери палаты окликнул его:
— Олежек, мы всё! Можешь меня забирать.
Костя удивленно прислушался: говорила явно не Лера. Верзила глянул на него исподлобья, бросил:
— Живи.
И, повернувшись, вошел в палату. Шагнув вслед за ним, Радонев увидел в кресле молодую светловолосую женщину в джинсовом сарафане и футболке с котятами — ту самую, что входила в клинику вместе с этим верзилой. Ее глаза за темными очками и рука, доверчиво протянутая на звук шагов охранника, подсказали Косте: девушка так же слепа, как Лера, сидящая напротив нее.
Охранник взял незнакомку за руку:
— Майя, я здесь. Домой поедем?
— Придется, Олежек, — она сморщила нос и страдальчески добавила: — Мне еще на репетицию.
И пояснила Лере:
— Пряниш запланировал гастроли по Европе. И хоть приближаются они со скоростью дрезины, сама понимаешь — форму терять нельзя.