Просторная ординаторская была неуютной от сквозняка, но стоявшему перед открытым окном мужчине это было не важно. Голый череп, лоснящаяся спина, белые хэбэшные штаны на резинке, широкие босые ступни, уверенно упертые в пол — и неожиданно детская считалочка, под которую спортсмен мерно махал гантелями:
Жили-были у жилета
Три петли и два манжета.
Если вместе их считать,
Три да два, конечно, пять!
Константин кашлянул, пряча улыбку. Постучал по косяку открытой двери. Лысый обернулся, смерил его взглядом и спросил:
— Только знаешь, в чём секрет?
И, забавляясь над замешательством гостя, торжествующе пропел:
— У жилета нет манжет!
— У меня тоже нет, — сказал Радонев, стаскивая куртку. — Где у вас тут молодые кадры раздеваются?
Лысый крякнул, положил гантели под окно, прикрыл створку и потянул за веревку фрамугу — она поплыла на место с трамвайным дребезжанием. Приблизился, внимательно разглядывая Костю. «Глаза у той собаки с чайную чашку, только ты не робей», — вспомнил тот любимую сказку. Действительно, глаза лысого были круглыми и слегка навыкат, глубоко-карими с сеточкой красных прожилок — спутников бессонницы. И можно было бы оробеть под их взглядом, но в черной бездне зрачка таилась теплая искра. Широкие круглые брови, мясистый нос, жесткая линия губ, полные щеки, покрытые светло-рыжей щетиной-однодневкой. Широкие плечи, мощные руки, кубики rectus abdominis* на торсе…
— Хватит меня разглядывать, — приказал атлет. И протянул руку. — Будем знакомы. Лысый.
Расплылся в улыбке, наслаждаясь впечатлением — чувствовалось, что это один из любимых запрещенных приемов, выбивающих почву из-под ног новичков. Константин сжал его руку, чуть краснея от неловкости. «Мысли он читает, что ли?» — пронеслось в голове.
— Не тормозим, коллега. Знакомимся. Повторяю — я Лысый, Алексей Эдуардыч. Главный. Гроза морщин и мужчин.
— А мужчин почему? — полюбопытствовал Радонев, пожимая его руку.
— Потому что делаю женскую красоту разящей наповал. Ну, а тебя как?
— Радонев, Константин Александрович. Можно просто Костя.
— Согласен, — одобрительно сказал глава хирургии. И спросил, подняв бровь: — Ты как, протеже или умный?
— Скорее второе, — хмыкнул Радонев.
— Это хорошо, у меня протеже не уживаются. Потому и текучка в отделении.
— А у вас только пластических хирургов не хватает?
— Любых. Вот я сегодня, к примеру, с дежурства. За ночь — одна прободная и два аппендикса. А днем будут носы и уши.
Объясняя, Лысый открыл шкаф в углу комнаты, стащил с ног штаны, обнажив белые полукружья крепких ягодиц. Константин отвернулся, смутившись, спросил через плечо:
— Мне какой шкаф занять можно?
— Крайний справа ломай, не ошибешься. Или подожди минуту, ключ дам.
Переодевшись, они поднялись на четвертый этаж, в конференц-зал, где проходили утренние оперативки. Лысый позевывал после ночного дежурства и шумно втягивал исходивший паром кофе, который по дороге вытряс кулаком из капризного автомата. Облаченный в белое — халат, штаны и чепчик — он плыл по коридорам клиники громадой айсберга. Шаркал кожаными сланцами пятьдесят-черти-какого размера — даже на его медвежьих ногах они казались снегоступами. Константин, одетый в отглаженный белый халат поверх темно-зеленого медицинского костюма, обулся в легкие кроссовки — кто знает, сколько сегодня придется бегать из одного отделения в другое.
Конференц-зал был открыт, первый и второй ряд красных кресел занимали врачи. Торопов, возвышаясь над всеми, поглядывал из орлиного гнезда кафедры с видом умудренного опытом учителя, вынужденного ожидать запаздывающих учеников. Константин и Алексей Петрович уместились в третьем ряду, за ними потянулись другие вновь прибывшие. Радонев исподтишка поглядывал на главврача, пытался понять, помнит ли он, что Костя довозил его с кладбища. Но Илья Петрович сохранял невозмутимый вид.
— Кто вошел последним, закройте дверь! — приказал он. — Начинаем оперативку.
Главврач коротко рассказал новости: пришла аппаратура для кардиологии, поменялся поставщик кетгута* («будет рваться — поменяем и этого, Алексей Петрович, возьми на контроль»), анализы на гормоны теперь будут делать в клинике, а не отправлять за тридевять земель. Затем отчитались дежурные врачи — в отделениях этой ночью было спокойно, только в реанимации умер Федотов, раковый больной. «Это же тот бизнесмен, владелец строительного треста?! Повезло наследникам!», — завистливый шепот медсестер, сидевших слева от Кости, был неприятен. Он сосредоточился на бубнеже Торопова.