— Мне не нравится состояние сосудистой сетки, — прямо сказал Лебедев, осмотрев ее глаза через специальную лампу. — Думаю, что это увеит. Воспалительный процесс, который может привести к отслоению сетчатки. И как следствие — к полной слепоте. Поэтому очень не советую пренебрегать лечением. Я назначу вам курс инъекций, гормональную мазь. И вторичное посещение через месяц, даже если вам покажется, что вы чувствуете себя, как космонавт. Если же что-то будет беспокоить, звоните раньше.
Лечение помогло, и примерно на полгода Лера забыла о проблемах с глазами. А потом наступила весна, непривычно сухая и ветреная. Песок, которым в зимний гололед посыпали улицы, носился по городу, заставляя прохожих кашлять и поминать администрацию нехорошими словами. Он забивался в нос, покалывал кожу, оседал на ботинках и сумках, подкрашивая их блекло-серым. И как ни береглась Лера, достал-таки и ее: проснувшись однажды утром, она ощутила, что ресницы склеены, а глаза отчаянно чешутся и болят.
Снова были бесконечные промывания, капли, и то, чего особенно опасалась Лера — гормональные препараты... Вроде бы, дело шло к выздоровлению: внешне глаза уже выглядели почти здоровыми. Вот только черные мушки появлялись всё чаще, ухудшалось боковое зрение. Профессор Лебедев тревожно хмурился. А однажды сказал:
— Не хочу вас пугать, но есть нехорошие симптомы. Мне не нравится состояние сетчатки. Это внутренняя оболочка глаза, тонкая пленочка, на которой расположены рецепторы. Если объяснять совсем по-простому, то с их помощью мы отличаем свет от тьмы, опознаем объекты, различаем цвета. А у вас, боюсь, она отслаивается, — вздохнул профессор. — Из-за генерализованного увеита нарушено кровообращение. Сетчатка страдает от недостаточного снабжения кислородом и питательными веществами. А любая ткань в такой ситуации претерпевает дистрофические изменения. Если симптомы отслоения будут нарастать, понадобится операция.
— Но я лечусь, все назначения выполняю... — расстроилась Лера.
— Понимаете, у каждого есть слабое место в плане здоровья, — с сожалением пояснил профессор. — Кто-то легко простужается, у других постоянные проблемы с желудочно-кишечным трактом. А у вас, по-видимому, страдают глаза.
— Скажите, а эта операция... она дорого стоит?
— Я пока не могу сказать точно, нужны дополнительные обследования. Но на всякий случай начинайте откладывать деньги. Лазер вполне доступен, но если понадобится витрэктомия или пломбирование склер... Так, на оба глаза... — профессор, хмурясь, делал подсчеты на калькуляторе. И подытожил: — Получается примерно четверть миллиона на один глаз — это с анализами и пребыванием в клинике.
Лера ахнула — откуда такие деньги? Мама и папа и так во всем себе отказывали, чтобы дать образование единственной дочери. Чтобы отправить ее в нижегородскую консерваторию и обучать там несколько лет, они хватались за любую подработку. Семья была простая: мама работала воспитательницей в детском саду, а папа в автопарке, водителем автобуса. Жили очень скромно, порой на картошке с макаронами, но того, что за деньги не купишь — любви, поддержки, заботы — всегда было в избытке. И Лера понимала: признайся она, что нужны деньги, родители распродадут всё, вплоть до органов, чтобы вылечить единственную дочь. А таких жертв ей не хотелось. Может, получится заработать самой?..
В тот же день она распечатала стопку объявлений: «Уроки игры на пианино. Недорого», и вместе с соседками по комнате расклеила их по городу. Но отклик был очень слабым, а заработок — чуть меньше тысячи в неделю. Изредка удавалось выступить в каком-нибудь ресторане, или заменить клавишника в малоизвестной музыкальной группе. Надежда таяла, страх перед слепотой разрастался — мутный и ледяной, как айсберг, о который могла разбиться ее судьба. А родители по-прежнему ничего не знали.
Всё раскрылось только летом, когда Лера вернулась домой с долгожданным красным дипломом. Разбирая чемодан, мама нашла на его дне пакет с лекарствами, и буквально вытрясла из Леры признание. Ахнув, посерела лицом, а отец потребовал: «Так, всё с самого начала, и без вранья!»
Глава 2 (окончание)
Они уселись на кухоньке: по традиции семьи Краузе, именно здесь происходили все важные разговоры. Лера обвела ее взглядом и подумала, что за пять лет ее учебы здесь ничего не изменилось, разве что постарело. Дешевый тюль на окне, выцветшие обои со снегирями, старый холодильник «ЗИЛ», рычащий, как пес, охраняющий свои запасы. Всё это давно пора было менять. И родители, наверное, что-то планировали — какие-то покупки, ремонт — ожидая, пока она закончит консерваторию... А сейчас сидят за столом, с тревогой глядя на дочь, и готовы ради нее отложить любые перемены. Мама в застиранном халате, с единственным бигуди на плененной челке. Папа в цветастых шортах и рубашке, нагрудный карман которой вечно беременен скомканным носовым платком. А красный, с золочеными буквами, диплом, лежит на клеенчатой скатерти рядом с тёмным пузырьком корвалола. И уже никого не радует.