— Всё беспокоитесь о подружке? В десять ее возьму на стол, к часу будет свободна.
Радонев удивленно глянул на Илью Петровича. Показалось? Или в голосе главврача действительно мелькнула сочувственная нотка, а в глазах — что-то человеческое? Но Торопов уже сменил тон, напустив на себя прежний, обжигающе-холодный вид:
— Напоминаю, что вы на работе, и должны заниматься только рабочими делами.
Он вышел из ординаторской, оставив дверь полуоткрытой. Костя глянул на квадратный циферблат часов, висевших на стене: девять ноль пять. Наверняка главврач сейчас пойдет к себе в кабинет, он всегда там с утра пьет кофе. Значит, можно успеть к Лере. «А если Торопов тоже решит зайти к ней, проверить настрой перед операцией? — засомневался он. — Увидит там меня, и тогда не миновать скандала. Лера начнет нервничать, Торопов уйдет в операционную злой...»
— Лидия Алексеевна, я на минуту, — предупредил он, нащупывая в кармане гладкий прямоугольник смартфона. Дежурный офтальмолог рассеянно кивнула и снова погрузилась в написание эпикриза. Радонев дошел до мужского туалета, заперся там, стараясь не обращать внимания на назойливый запах: смесь застарелого табачного дыма и мочи. Хоть клиника и элитная, больничный туалет — это больничный туалет.
Радонев вынул смартфон и задумался, прежде чем набрать номер. Как сказать, что он не сможет навестить ее до операции, в самый важный день ее жизни? О том, что все его посещения были втайне от Торопова, он Лере не говорил. Незачем ей знать, что если бы не она, давно подыскал бы другое место для интернатуры... Но сейчас придется не просто умалчивать — врать.
— Лерочка, привет, — Костя сжал трубку, стараясь говорить спокойно. Не показывать, как он злится на обстоятельства, на эту невозможность прийти лично, подержать за руку, сказать «всё будет хорошо» и убедиться в том, что она тоже в это верит. — Как ты там? Готовишься?
— Ох, Костя, здравствуй... да вот, жду... А ты зайдешь ко мне? — неуверенность в ее голосе сменилась надеждой. Радонев скривился, как от боли: хотел бы — да не могу прийти, милая, ради твоего же блага!
— Лер, прости, меня опять в архив услали, — выдавил он, чувствуя, как от сострадания к ней сжимается сердце, как опаляет душу чувство вины.
— Жалко, — разочарованно вздохнула она. — Хорошо, что есть телефон. И спасибо, что позвонил мне. Я, знаешь, еще ночью проснулась и всё думаю, думаю...
— Послушай, волноваться тебе совершенно не о чем, — бодро сказал Радонев. — У тебя прекрасный доктор, он тысячи таких операций сделал! Так что скоро ты поправишься, и мы с тобой... Мы знаешь что сделаем? Мы в Москва-сити поедем, залезем на самый верх и будем смотреть на город! Там крутая панорамная площадка и музей. А еще в кино сходим, в какую-нибудь картинную галерею... хочешь?
— Конечно! — обрадовалась она. — Я всё-всё хочу увидеть!
— Ну вот и хорошо, думай об этом, и ничего не бойся. А я очень постараюсь успеть к тебе до операции, — заверил он, еще не представляя, как это сделать. — Но если не успею, после смены загляну. Сто процентов!
— Буду ждать тебя.
...Он всё-таки успел. Отпросившись у Лидии Алексеевны, побежал к больничным лифтам, подумав, что если Леру повезут на операцию, то только так. Болтался там минут двадцать, прежде чем в коридоре громыхнула двустворчатая дверь и медсёстры вывезли длинную каталку, на которой лежала Лера. Бледная, в синей полупрозрачной шапочке и белой пижаме, она испуганно сжимала накинутую на каталку простыню.
— Лерочка, я здесь, — Костя шагнул к ней, погладил по плечу. Быстро нащупав его руку, она вцепилась в палец, как маленький ребенок.
— Привет! А я совсем не боюсь! — нарочито бодро сказала она. Но улыбка вышла кукольной, без света в глазах.
— Ты молодец. Нечего бояться. Ты даже ничего не почувствуешь. Просто заснешь, а когда проснешься, всё уже будет позади, — он молол всю эту успокоительную чушь, шагая рядом с каталкой и потом, помогая, заталкивать ее в лифт, всё еще говорил: — тебе не будет больно, не будет плохо, ты справишься со всем этим...
— Я всё понимаю, Костя. Ты тоже не переживай. В конце концов, от нас с тобой мало что зависит.
«Опять она о своем боге, — понял Радонев. — Хотя, если так ей спокойнее, пусть. Может, если бы и я верил, не дергался бы сейчас».
Лифт спустился в оперблок, и Костя хотел было попрощаться с Лерой, но никак не мог решиться оставить ее. Так и шел рядом с каталкой, чувствуя, как сильно Лера сжимает его руку. Но когда медсестра, извинившись, сказала: «Спасибо, доктор, дальше мы сами», всё-таки повернул назад. И уже возле выхода бросил взгляд на расписание операций, которое висело на стене за большим стеклом. Зачем-то отыскал сегодняшний день, строчку с Лериной фамилией. И, глянув дальше, прочёл: «Хирург: Торопов И. П., анестезиолог: Малевич А. А, операционная сестра: Малевич Б. Е.». Но не удивился совпадению, мало ли в медицине случаев, когда врач и медсестра — родственники...