Глава 19 (начало)
Сквозь мерное урчание автомобильного двигателя пробился приглушенный писк автоматических ворот.
— Вот здесь мы и живем! Я тебе обещаю — привыкнешь моментально. А вместе нам будет не до скуки. Можем заниматься музыкой, гулять, болтать о нашем, девичьем.
Голос Майи звучал бодро, но в нем угадывалась некая напряженность. «Наверное, боится, что я опять попытаюсь что-то с собой сделать, — догадалась Лера. — Они с Костей напуганы, переживают теперь... Зря я, конечно, полезла в это окно».
Машина мягко остановилась, ключ щелкнул в замке и звук двигателя затух. Хлопнула дверца, а потом отворилась та, в мягкую обивку которой всю дорогу упирался локоть Леры. И она почувствовала, как справа образовалась пустота.
— Валерия, выгружаю, — предупредил Олег, и его руки скользнули под ее колени и спину. Рывок — и вот она уже стоит на гравийной дорожке, чувствуя под тонкими подошвами балеток неровности мелких камешков, разъезжающихся, чуть шевельнешься.
Олег отошел, чтобы помочь Майе, и Лера подняла лицо к солнцу. Яркий свет дня виделся ей, как плотный темно-серый туман, сквозь который лишь угадывались силуэты: высокий и узкий — телохранителя Серебрянской, широкий и приземистый — машины, на которой они приехали. «После операции совсем ничего не изменилось. Одна радость — не стало хуже», — мысли текли размеренно, и не вызывали никаких эмоций: видимо, успокоительное всё еще продолжало действовать. И Лера подумала: может, оно и к лучшему? В конце концов, что толку переживать, если это ничего не меняет?
Мелодично свистнула автомобильная сигнализация, и две пары шагов приблизились к Лере.
— Здесь у нас как в деревне, — принялась рассказывать Майя. — По утрам даже петухи поют, представляешь? Это в соседних домах держат живность. Знаешь, вот вроде олигархи, много чего могут себе позволить — а всё равно желают на завтрак домашнее яичко. Люди всегда остаются людьми: хотят вкусно поесть, отдохнуть на свежем воздухе, с соседями посплетничать... Ну а в этом отношении у нас рай.
— Рай... — повторила Лера, будто пробуя слово на вкус. Оно было ярким и сочно-сладким, как большой рыжий апельсин. Настроение вдруг улучшилось, и она улыбнулась, благодарно сказала: — Спасибо, что привезли меня сюда. В больнице уже невозможно, такая тоска!
— Конечно, тоска! Палата как камера, всё вокруг чужое... Помню я всё это, Лер. Поэтому тебя и утащила. Пойдем скорее домой.
Лера зашагала за ней, Олег шел следом. Под ногами шуршал гравий, солнечное тепло ласкало кожу. Воздух был свежим, с легким запахом разомлевшей на солнце смолистой хвои. Откуда-то доносилось задорное лошадиное ржание, неразборчивая речь радиодиджея. И если бы не отдаленный шум городского прибоя, разбивающего тишину волнами автомобильного рычания, Лера подумала бы, что они оказались за городом.
— Осторожно, ступеньки, — предупредил Олег, поддерживая ее за плечо. Тепло его руки — большой, как медвежья лапа — внушало ощущение уверенности. А когда ты чувствуешь, что тебя есть кому поддержать, даже в неизвестность ступаешь смело.
Услышав, как трость застучала по каменному крыльцу, Лера сделала шаг вперед и вверх. Медленно опустила ногу, ожидая, когда она встретится с поверхностью первой ступеньки — ведь если шагнуть быстро, она больно саданет по ступне. И только почувствовав, что нога прочно встала на каменную гладь, ощупала тростью вторую ступеньку и осторожно поднялась на нее. Вспомнилось, как когда-то так же взбиралась на ступени Дворца культуры, где работала вместе с дядей Васей. Как сравнивала себя с рыбкой-гурами, которая щупает всё вокруг своими длинными усиками — но вместо них у Леры была трость. «Неужели они слепые, эти рыбки?» — снова задумалась она. А ведь держала их в детстве, очень любила жемчужных гурами — светло-голубых или светло-серых, с полупрозрачными плавниками и хвостом, усыпанными белыми пятнышками, как крохотными жемчужинками. Но не задавалась вопросом, могут ли они видеть. Как, наверное, любой человек не спрашивает себя — а каково сейчас другому существу, что оно чувствует, как осваивается в мире? Мы просто смотрим на этих рыб и животных, да и на чужих людей тоже. Порой удивляемся особенностям других, или предпочитаем их не замечать. А понять по-настоящему можем, лишь когда оказываемся в той же ситуации.