— А ты не задумывалась, что ночь — единственное время, когда слепые видят больше, чем зрячие?
Лера растерянно застыла. Она, уже готовая к тому, что подругу придется долго уговаривать, даже заговаривать ей зубы — лишь бы та отправилась спать! — не знала теперь, что ответить. Потому что Майя говорила так, будто в слепоте было какое-то преимущество. И будто в ночи была тайна, к которой допускали только тех, кто не может увидеть день.
— Им кажется, что мы всегда в темноте! — насмешливо сказала Майя. — Они не знают, что наши руки и тела давно научились видеть. Мы слышим то, что им недоступно. Мы чувствуем тончайшие запахи и оттенки вкуса. А наша интуиция? О, в этом плане зрячие могут нам позавидовать!
— Не знаю, — тихо сказала Лера. — Я не так быстро этому учусь.
— Я сейчас о том, что мы вполне способны выжить, — пояснила Серебрянская. — А уж сориентироваться в темноте нам вообще раз плюнуть. Так что собирайся, идём.
— Куда?!
— В сад, он за домом. Там, знаешь, есть пруд. Вот мы и пойдем. Там рыбины, здоровые, почти ручные.
— Зачем нам к пруду? — Лере всё меньше нравился этот разговор. — Что мы там делать будем? Топиться с горя?
— Смешно! — фыркнула Серебрянская, и снова сделала глоток, — Но знаешь, в конце восемнадцатого века, когда Карамзин написал «Бедную Лизу», чувствительные барышни начали бегать к прудам, сводить счеты с жизнью. И прекратилось это лишь когда возле прудов стали ставить таблички с надписью: «Здесь в воду кинулась Эрастова невеста. Топитесь, девушки, в пруду довольно места!»
Лера невольно рассмеялась, но всё же заставила себя говорить серьезно, с ноткой строгости:
— Всё равно нам там делать нечего, особенно сейчас!
— Ну-у, не будь, как старая бабка! — огорчилась Майя. И принялась подзадоривать: — Неужели тебе не хочется сделать что-то не по правилам? То, что пощекочет нервы, запомнится. Что-то, чего ты уже не сделаешь, когда молодость пройдет? Надо жить, прямо сейчас! Пойдем, я научу тебя...
Последние слова она прошептала вкрадчиво, и Лера чувствовала, что она улыбается. В душе вдруг шевельнулось любопытство: как у ребенка, которому предложили посмотреть на домик волшебницы. И страх начал отступать, хваленая Лерина правильность — сдавать позиции. А Майя, будто почувствовав это, воодушевленно заговорила:
— Только представь: ночь, где-то наверху храпит Пряниш... Я всегда воображаю эту жабу в длинной ночнушке с рюшами, и в белом колпаке с бомбошкой, — она прыснула и вновь сделала глоток. — Так вот, он храпит, думает, всё под контролем, все бабочки в его паутине спят... А бабочки расправили крылышки и полетели, куда им хочется. И плевать им на паука.
— Ммм... Я даже не знаю...— Лера всё еще колебалась. Но любопытство жгло, жаркие искры бежали по телу.
— А чего тут знать? Просто пойдем. Возьмем хлеб, будем бросать его рыбам. А вокруг — ты только представь! — тишина-а-а. Воздух прохладный, как свежая вода. Сверчки поют... И никто не знает, что мы там. Интересно же. Свобода! Молодость!
И будто кто-то развязал веревку, опутывавшую плечи. Задор Майи, ее страсть к каверзам передались Лере, и она рассмеялась. Настроение вдруг подскочило, как на пружинке. Быстро натянув джинсы и футболку, она сунула ноги в балетки и встала.
— Ладно, показывай своих рыб.
В бутылке снова булькнуло, стеклянное донышко стукнуло о подоконник. Тоненько звякнул колокольчик, когда Лера пошла вперед, держась за веревку.
— Вот знала я, что ты наш человек! — торжественно провозгласила Майя. И, взяв ее за руку, потянула за собой.
Хихикая, как подростки, они пробрались по пустому коридору. Майя шла уверено даже без трости. Лера чуть притормаживала, спотыкалась пару раз, но подруга вовремя ловила ее, не давая упасть. От этого ситуация становилась еще забавнее, и Лере приходилось прикрывать рот, чтобы не рассмеяться. Незнакомое ощущение покалывало изнутри: будто они нарушают какой-то важный запрет — но именно это делает их правыми, а запрет смешным и нелепым. И они будут нарушать, хоть застрели, потому что это весело. «Приключение, — осознала Лера. — В последние годы у меня их не было. Я почему-то думала, что быть осмотрительной очень важно».
Подошвы балеток шаркнули по кафельной плитке. Майя скомандовала:
— Лестница! Ложись животом на перила, так быстрее.
«Опасно! Мы же убьёмся!» — мелькнуло в голове, но ноги сами шагнули к краю ступенек, Лера ощутила коленом железную ковку и навалилась на деревянную гладь перил сначала боком, а затем животом. Перебирая ногами, она махом спустилась вниз, и это смешение скорости и шалости прокатилось по телу веселой волной. Майя обхватила ее за плечи, направляя.