А когда глаза перестали видеть, мир стал не только темным — плоским. Потому что всё так же окружали ее звуки и предметы, всё так же попадалось под руку то мягкое, то твердое, всё так же касался голых плеч сквозняк. Но это всё оставалось где-то сбоку, сзади, наверху или внизу. И никогда — перед ней. Потому что это место безраздельно занимала темнота.
— Осторожно, препятствие, — донеслось из смартфона. — Расстояние шестьдесят сантиметров, высота сорок сантиметров и восемьдесят сантиметров. Предположительно диван.
Лера шагнула вперед и опустилась на сидение. Ноги вдруг стали слабыми, в носу защипало. Она пыталась сдержать эмоции, но всё-таки всхлипнула.
— Лера, ты что? — насторожилась Майя. Ее легкие шаги приблизились, рука нащупала склоненную голову Леры.
— Не знаю. Это всё... так удивительно.
Серебрянская села рядом.
— Удивительно, что ты раньше такими вещами не пользовалась.
— Никогда.
— Но почему? Они же так облегчают нашу жизнь!
— Ну, я откладывала все деньги на операцию. Думала, верну зрение, — Лера задумалась. Планшет лежал на коленях, но она держала его двумя руками, как нечто, без чего уже не смогла бы жить. — Понимаешь, я даже не узнавала, есть ли что-то, способное вот так помогать слепым. Наверное, потому, что боялась: начну этим интересоваться — значит, так и останусь в темноте.
— Дуреха, — ласково сказала Майя, приобнимая ее за плечи и притягивая к себе. — Нельзя ограничивать свою жизнь, особенно если это уже делает твоя судьба. Надо бороться. Всегда надо бороться. Можно счесть себя инвалидом, сломанным, неудачником, который не сияет, а тлеет, доживает, а не живет. А можно, даже будучи слепым, отказаться быть им. Как Нельсон Мандела в тюрьме — он просидел двадцать семь лет, но всё это время отказывался считать, что он под замком. Ты знаешь эту историю?
— Нет.
— Да и не важно... Я о том, что выбор есть всегда. Просто выбери правильно.
Глава 21 (начало)
Только с наступлением темноты Костя решился встать и, перегнувшись через перила балкона, посмотреть вниз.
Четыре этажа. Четыре мертвых, тихих этажа, в окнах которых не горит свет — и можно преодолеть их незамеченным. Но до земли — метров пятнадцать, не меньше. Ерунда для супергероя. Но для суперидиота, которым он сегодня себя показал...
Костя вздохнул, невольно коснулся рукой медкарты, зажатой подмышкой — крепко, чтобы ни один листочек не вылетел. За несколько часов, проведенных на балконе, он прочитал ее от корки до корки. И с разочарованием осознал, что совершенно незачем было пробираться за ней к Торопову и обшаривать кабинет, как вор. Все эти строчки торопливой медицинской вязи, которую он, впрочем, разбирал без проблем, все эти результаты обследований, цифры и диаграммы не дали ровно ничего. А главное, протокола операции в карте не было. Как не было и эпикриза — несмотря на то, что Торопов готовил Леру к выписке.
Странно. Очень странно... Теперь ему еще больше хотелось поговорить с Лысым — и не только о визите странной дамочки и ее разговоре с главврачом.
Радонев потер лоб, задумчиво осматривая улицу. Дорога, почти пустая в это время суток, тощие гусаки фонарей, щедро льющие желтый свет на антрацитовую гладь асфальта. На другой стороне улицы — дома с неровными цепочками горящих окон. Внизу аккуратный газон, разлинованный не по природному ровными серыми дорожками. И высокий старый тополь слева от балкона, но недостаточно близко, чтобы слезть по нему на землю.
Самое противное, что всё было мокрым после дождя. Опираясь на балконные перила, Костя чувствовал эту влагу сквозь рукава белого халата. Если попробовать спуститься прямо сейчас, можно поскользнуться и рухнуть вниз. И Лере тогда уже ничем не поможешь.
— Idiotische situation! — пробормотал он, опускаясь обратно на пол. Снова сел, прислонившись спиной к стене. Надо было подождать еще хотя бы полчаса. А после, когда балконные перила высохнут, попробовать спуститься.