«Может, еще помиримся», — привычно подумал он, успокаивая себя. И это вновь помогло, задавило тревогу.
Он устало зевнул. Время есть. Ведь ему придется торчать в Испании весь июль — было бы глупо упустить возможность показать новых артистов на летнем театральном фестивале в Барселоне. К тому же, там будет демонстрироваться его фильм о русском балете. Это должно подстегнуть продажи. Сейчас для него важен каждый доллар.
«И ездить по Европе отсюда проще, чем из Москвы летать, — подумал он. — Сколько еще предстоит возни с этими дисками... Не скоро вернусь в Россию. Надеюсь, Пряниш и Майя не загрызут друг друга, пока я здесь».
Глава 23 (начало)
В семь утра на административном этаже с металлическим грохотом раздвинулись двери лифта, и уборщица выкатила из него свою тележку. Костя, затаившийся возле лестницы, слушал, как отдаляется шелест пластиковых колесиков и дребезжание ведра. Осторожно выглянул в коридор. Полная уборщица в синем халате, переваливаясь уткой, открывала двери кабинетов.
Дождавшись, когда она втолкнет тележку в туалет, Костя рванул к кабинету Торопова. Тот был открыт, перед балконной дверью колыхался потревоженный ветерком тюль. Радонев бросил медкарту Леры в средний ящик стола и выскользнул из кабинета. Уборщица лениво возила щеткой по дорожке, стоя к нему спиной. Вылетев с этажа, он спустился на пару лестничных пролетов и с облегчением привалился к стене. Всё обошлось. Торопов ничего не узнает. А копия Лериной медкарты теперь лежит на домашнем компьютере — Костя отсканировал ее. Правда, сам не понимал, зачем.
— Ты чего тут? В засаде? — снизу поднимался Лысый. Как всегда, по лестнице, для поддержания спортивной формы.
— Ну... Практически, — Радонев пожал руку главного хирурга. — Вернул я карту.
— Молодец. А я, со своей стороны, спешу сообщить: спрашивал в приемном, ничего интересного нам не было. За истекшие сутки — одно ножевое, в живот, и два аппендикса... Скукотища.
Они поднялись в ординаторскую. Лысый, как обычно, без стеснения сбросил с себя всю одежду и начал переодеваться в больничное. Стыдливо отвернувшись, Костя засыпал в кофеварку молотый кофе, долил воды. Кофеварка заворчала, темно-коричневая жидкость полилась сквозь фильтр в стеклянную чашу. Пока варился кофе, Радонев принялся изучать график операций, висевший на стене. В десять утра — липосакция, через два часа коррекция век.
— Алексей Эдуардыч, можно после коррекции отлучусь? Или я на обходе нужен?
— В архив хочешь наведаться? — в круглых глазах Лысого мелькнуло понимание. — Ты вот что. Я тут повспоминал... В общем, будешь историю болезни Федотова искать, подними еще и эти.
Он вытащил из кармана лежавшей на диване джинсовой куртки маленький голубой листочек, протянул Косте. Тот мельком пробежал глазами список. Четыре фамилии, одна из них — знаменитого кинорежиссера.
— Даты рядом с фамилиями приблизительные, — предупредил главный хирург. — Я ж специально не запоминал.
Вошел дежурный хирург Сергей Васильевич, невысокий мужик с круглым лицом, в котором было что-то кошачье. Это ему Лысый звонил узнать про происшествия в приемном. Хирург устало поздоровался и прошел к кровати за шторкой, пожаловался:
— Хоть пять минут поваляться. Достало всё...
При нем было не поговорить. Радонев спрятал записку в карман белого халата, разлил кофе в три чашки. Взял свою. Напиток отдавал жженой бумагой, и во рту по-прежнему стояла сушь — так бывало перед самыми сложными экзаменами.
Глава 23 (продолжение)
***
— Несмотря на то, что мы принимаем пациентов так е и по полисам страховых компаний, статус нашей клиники не позволяет делить их на два сорта! — скрипел Торопов, стоя за кафедрой конференц-зала. — Отношение к больным должно быть одинаковым, иначе...
Старый богомол выглядел, как обычно: недовольным и надменным. Костя смотрел на него, полуприкрыв веки, но под внешним спокойствием бушевала буря. Дико хотелось найти что-то, способное свергнуть Торопова с его трона. Костя сжал челюсти. Злость вперемешку с азартом холодила его душу. Клятва Гиппократа, данная еще на первом курсе медакадемии, никогда не была для него пустым звуком — и если окажется, что этот богомол убивает людей... Если выяснится, что к Лериной операции он отнесся спустя рукава, не сделав всё возможное, чтобы вернуть ей зрение... «С первым пусть полиция разбирается, а за второе лично придушу!» — мрачно подумал Радонев.