Костя не ответил — даже разговаривать не хотелось с этим, возомнившим себя здесь хозяином. Торопливо расстегнув комбинезон, выпутался из штанин, и метнулся обратно, на первый этаж. Всучив спецодежду дяде Боре и выхватив у него, намеревавшегося еще о чем-то расспросить, свой паспорт, он скомкано поблагодарил-извинился и прыжками поскакал назад. Уже без стука вошел в знакомый номер. Олег, по-прежнему сидевший на диване, полоснул по нему взглядом и хмыкнул — мол, наглый какой, видали мы таких наглых...
Но Радоневу было всё равно. Прислонившись к стене, он огляделся. Красивая комната: нежно-сиреневые обои с белыми полосами, темно-сливовый ковер на полу, белая мебель вдоль стен, легкие шторы по бокам панорамного окна. По бокам от него — две двери цвета беленого дуба. Сердце неровно скакнуло: наверное, Лера за одной из них…
Будто в ответ на его невысказанную мольбу, открылась дверь в правом углу комнаты, но вышла Майя. Огромные черные очки скрывали половину лица, короткий цветастый сарафан едва доходил до середины стройных бедер, платина волос растеклась по загорелым плечам… Костя невольно залюбовался ею. Но Олег театрально крякнул со своего дивана, и, покосившись в его сторону, Радонев увидел в его глазах злой огонек.
— Май, тут к Лере товарищ доктор заявился, — пробурчал бодигард. — Пустить? Или проводить, чтобы дорогу забыл?
— Добрый день, Майя, — спокойно поздоровался Радонев, метнув на Олега насмешливый взгляд.
Серебрянская всплеснула руками, воскликнула:
— Костя?! Добрый день! Лера у себя в комнате, проходи, — она махнула рукой в сторону другой двери, и недовольно зашипела на телохранителя: — Ведешь себя, как пещерный человек!
Телохранитель недовольно выпятил подбородок, засопел, но ничего не ответил. Подошел к ней, распространяя в застоявшемся воздухе запах мужского парфюма. Надел на голову Майи широкополую соломенную шляпу, и галантно подставил руку. Взяв Олега под локоть, она, все еще выговаривая ему сердитым шепотом, проследовала за ним к двери. И так они напоминали сжившуюся семейную пару, что Костя сперва заподозрил, а затем — поймав на себе взгляд Олега, в котором теперь была не только неприязнь, но и как будто торжество победителя — с абсолютной уверенностью осознал: «Да он же любит ее! И ревнует жутко!»
Эта догадка изменила всё. Реакция Олега сразу стала понятной, даже оправданной, и Костя больше не злился. Даже возникло ощущение, что они в одной лодке. Потому что чувствовалось: Майя воспринимает Олега только как друга. «Как Лера — меня», — с горечью подумал Радонев.
— Ты не стесняйся, иди к ней смелее! — доброжелательно сказала Майя уже от двери, — А потом спускайтесь в сад, который за нашим зданием. Мы перед вечерней репетицией позагорать собирались. Московское солнышко, знаешь, такое — ловить надо!
Он забормотал что-то благодарное, двинулся к заветной двери, и услышал, как позади него щелкнул замок. Тишина повисла тугая, тревожная, будто с уходом Майи он лишился ощущения тыла. «Что за идиотские мысли? — одернул себя Костя. — Нет у тебя никакой защиты, и если сейчас тебя отсюда выгонят за эту одинокую, никому не нужную любовь, ты же не побежишь жаловаться Серебрянской?»
...Лера сидела на аккуратно застеленной кровати, держа в руках смартфон. По комнате почему-то были натянуты веревки, и когда Радонев случайно задел одну, раздался встревоженный звон колокольчика.
— Привет, это я, Костя, — смущенно сказал он, пытаясь придержать рукой вибрирующую веревку, но от этого колокольчик лишь зазвенел сильнее. Лера подняла голову; глаза были скрыты темными очками — он знал, что после операции они снимает их только на ночь. Ее лицо стало удивленным, губы чуть приоткрылись, будто она хочет что-то сказать, но останавливает себя. Лера отложила смартфон; узкие ладони огладили подол бежевого льняного платья, расправив его на коленях.
— Прости, что я без приглашения, — решительно продолжил Радонев. — Но я очень волновался за тебя. Не знал, что и думать, ты ведь трубку не брала... Лер, прости. Я, наверное, тебя обидел.
— Это ты прости! — выпалила она, поднимаясь ему навстречу. Протянула руки, и он шагнул к ней, взял ее ладони в свои.
— За что?! Ты просто была расстроена.
Она прерывисто вздохнула и помотала головой. Сказала с раскаянием:
— Я оттолкнула тебя, как чужого! И рубку потом не брала, будто ты не сто´ишь… А ты сто′ишь! Ты ведь не чужой мне, Костя. Так поддерживал меня в больнице, так помогал… ты очень хороший друг. И если бы не ты, меня бы сейчас вообще не было.