— Точно?.. Потому что дальше будет видно, как она садится в машину и уезжает, — прокомментировал сменившуюся картинку Лысый. — А на машине номера. И принадлежит она, как оказалось, модному художнику Льву Замятину. Я уже пробил через знакомого гибэдэдэшника. Должник мой. Я его от перитонита спас.
— Я уверен на сто процентов, — заволновавшись, сказал Радонев.
— Тогда вот что могу сказать. Этот Замятин сейчас в штатах на выставке, я в новостях читал. Похоже, уехал в тот день, когда жена должна была накормить его чудо-пилюлями. По датам совпадает.
— Повезло мужику, — кивнул Костя, вновь прокручивая запись. Нет, ошибки быть не могло. Он потер лоб, размышляя, спросил: — И что теперь? Надо же его как-то предупредить. Ну, чтоб не ел из ее рук.
— А вот это я не знаю, как сделать, — Лысый отхлебнул из пластиковой бутылки с водой, стоявшей на тумбочке рядом с кроватью. Недовольно поморщился: — Ф-фу, теплая... Вот ты представь: являемся мы к этому Замятину. Он смотрит на двух незнакомых ему типов, которые говорят, что родная жена решила его убить. Вот ты бы в такое поверил?
— Я бы как минимум задумался.
— Ну, может, он и задумается. Тряхнет жену. А она таблетки выкинет и побежит к Торопову. Тот затаится на неопределенный срок. И потом снова возьмется за свои штучки. Только мы с тобой, братец, это уже не отследим.
— Так что же делать?
— Не знаю. Думать надо. Время у нас пока есть.
Костя сжал руки в замок, нервно поиграл пальцами. Выжидать очень не хотелось. Во-первых, он боялся за жизнь Замятина. Во-вторых, очень хотелось отомстить — и за себя, и за Леру. Хоть она и сказала, что совершенно не сердится на Торопова, он чувствовал: что-то неладно было с ее операцией. Иначе почему за две недели в карте не появился протокол? Почему главврач настаивал на своем варианте оперативного вмешательства? Вопросов было много, ответов — ни одного.
— Алексей Эдуардыч, я всё-таки за то, чтобы поговорить с Замятиным до его возвращения домой. В конце концов, предупрежден — значит, вооружен.
Лысый крякнул, почесал голую грудь.
— Кость, нам не просто предупредить надо. Нам бы план какой-то, и чтобы этот Замятин был на нашей стороне. А пока что мы имеем? Только твой рассказ, ничем не подтвержденный. И видео. Даже если я возьму запись с внутренних камер, где эта рыжая вместе с Тороповым… Звука на них нет. Получается, пришла мадам к главврачу клиники. Может, по поводу своего здоровья. Другое пока недоказуемо.
Радонев мрачно кивнул.
— Я, наверное, пойду, — сказал он, вставая. — Переспать с этим делом надо.
— Давай, — степенно кивнул хирург. — Будем на связи.
Глава 25 (начало)
Ужинали поздно — часы на стене уже пробили десять, а Олег всё еще расставлял посуду на низеньком столике возле дивана. Аромат острого сыра, подрумяненной сдобы и чего-то подкопчено-мясного плыл по комнате, дразня аппетит. Майя втянула воздух носом:
— Ммм… У нас сегодня грузинская кухня?
— Осетинская, — ответил Олег. — Сырный пирог, салат с фасолью и копченостями.
— А вино? Я хочу вина! — капризно потребовала Серебрянская. — Лера, ты будешь?
— Если только чуть-чуть.
Было слышно, как Олег откупорил бутылку и разлил вино по стаканам. Лера уже знала, что бокалами на ножках здесь не пользовались: они неудобны для незрячих, слишком легко опрокинуть.
— Май, давно хочу спросить, — сказал телохранитель, когда они принялись за ужин. — Только не смейся, сама знаешь, я в музыке вашей не особо разбираюсь. Но вот ты на обычной скрипке играешь, а есть еще большие. Они зачем?
— Альты?.. Ну, для полноты звучания оркестра. И потом, для альтов свою музыку пишут, но ее меньше. — Она задумалась, а потом сказала мечтательно: — А вообще я к альту с симпатией. Он как влюбленный шмель, звук такой же. Забавляет меня, сразу картинку представляю: летит, мохнатый, рыльце для поцелуя выпятил, а глаза восторженные-восторженные! Как привязалась картинка — так и не могу отделаться, хоть что альтовое слышу. Да и вообще, как говорила моя учительница Надежда Ионовна, дай бог ей долгих лет и крепкого здоровья, альт для флегматиков, а скрипка для холериков. То есть для такой холеры, как я.
— А ты, Лера, почему пошла на рояле учиться? — спросил Олег.
— На фортепиано, невежда! — рассмеялась Майя. — Лера, прости. А действительно, почему?
— У меня дядя во Дворце культуры работал, я к нему маленькой еще прибегала, видела на сцене рояль. Не знаю, как это объяснить, но клавиши меня завораживали. Помню, как удивлялась — они же одинаковые, а звук разный. Я могла часами на них нажимать. А потом как-то мелодию придумала, мне еще шести лет не было. После этого дядя отвел меня в музыкальную школу.