В узком коридорчике, куда Ева попадает, выйдя из комнаты, преследующий её запах становится гуще: она отчётливо улавливает и аромат крепкого кофе и свежей… клубники. Ева обожает клубнику. Она ела бы её круглый год, но слишком дорога любимая ягода не в сезон.
Добравшись до кухни, Ева застывает в дверном проёме, недоуменно разглядывая тесную комнатушку. В кухне никого: ни сестры, ни Коула, и, судя по царящей тишине, в квартире, кроме неё, тоже никого нет. И никаких пирожных, кофе или клубники…
Повторный болезненный спазм скручивает низ живота. На этот раз боль намного сильнее, и она не проходит, пульсирующим сгустком оставаясь в области пупка, постепенно спускаясь к промежности. Ева хватается за кухонную дверь, чтобы не упасть, стонет протяжно от острых болезненных ощущений. Хватает воздух ртом, пытаясь отдышаться, не сразу понимая, что все необычные запахи исчезли. В квартире прохладно: Ева же экономит на коммунальных расходах, но с новым болезненным приступом её словно окатывает горячей волной. По сосудам распространяется жар, выплёскиваясь наружу испариной, что покрывает кожу по всему телу.
Боль усиливается, Ева сползает на пол, ощущая, что бельё становится влажным, словно у неё внезапно начались критические дни.
— Пожалуйста, пусть это будет кровь, пусть будет кровь, — как в бреду повторяет она, догадываясь, что именно с ней происходит.
Ева, с трудом сдерживая болезненные стоны, стягивает с себя пижамные штаны. Одного взгляда на трусики хватает, чтобы страшное подозрение, закравшееся в голову, оправдалось. Ева подтягивает колени к груди, обхватывая их руками. Опускает обессиленно голову, не пытаясь сдержать слёз. Она улавливает сладко-пряный запах, в котором проскальзывают медовые нотки… «С каких пор беты так охуенно пахнут?» — в голове всплывают слова Олли. И Ева срывается в истерику, беззвучные слёзы сменяются громкими утробными рыданиями.
Ева не слышит стука в дверь, поначалу тихого, но усиливающегося с каждой секундой. Не слышит мужского голоса, зовущего её. Наконец, кто-то вставляет в замочную скважину ключ, и дверь в квартиру распахивается.
Высокий широкоплечий молодой человек, одетый в серую полицейскую форму, застывает на пороге. Он сразу замечает рыдающую Еву, сидящую на полу у входа в кухню. Поспешно захлопывает дверь и делает шаг к ней, но… словно натыкается на невидимую стену, замирая на месте. Делает один судорожный вдох, второй… букет оранжевых гербер выскальзывает из пальцев. Он не сводит взгляда тёмно-голубых глаз с Евы: с каждым новым вдохом зрачки расширяются всё больше, почти полностью «съедая» радужку.
— Ева, — зовёт её охрипшим голосом. — Ева, ты… — не договаривает, пытаясь сглотнуть ком, застрявший в горле.
Ева поднимает на него взгляд покрасневших глаз. Она молчит, как будто не сразу узнавая вошедшего. Дышит часто, пытаясь справиться со слезами и дрожью, пробирающей тело. Наконец, еле слышно выдавливает трясущимися губами:
— Кайл, я… я… у меня… — голос Евы срывается.
— Течка, — заканчивает Кайл. Он не сводит с неё потемневшего взгляда, но не предпринимает попыток приблизиться.
— Кайл, — Ева хватается правой рукой за кухонную дверь, медленно поднимаясь с пола. На подгибающихся ногах она идёт в его сторону.
Кайл же, наоборот, отступает назад, пока не упирается спиной в закрытую входную дверь.
Ева не замечает испуга, застывшего во взгляде Кайла, вместе с тем смешанного с неприкрытой похотью. Она, словно обезумев, повторяет его имя. Оказавшись рядом с Кайлом, всем телом прижимается к нему, пальцами вцепляясь в рубашку. Шепчет сбивчиво:
— Не хочу с ним, не хочу… в клетку, не хочу… лучше с тобой, ты же хочешь меня… хочешь… — Ева привстаёт на цыпочках, тянется к губам Кайла.
Он обхватывает её запястья, пытаясь оторвать руки от своей рубашки. Отворачивается в сторону, избегая поцелуя. Говорит, стараясь не дышать:
— Ева, очнись, это же я — Кайл. Нельзя, Ева, нельзя.
Но она как будто не слышит. Целует его в шею, прикасаясь губами к коже над воротником серой рубашки.
Кайл замирает на миг, судорожно сжимая пальцы вокруг её запястий. И уже не отталкивает, наоборот, притягивает к себе. Но в этот момент Ева, начинает отпихивать Кайла. Она отшатывается назад, почти выкрикивая:
— Святые Создатели, как же отвратительно ты воняешь!
Еве удаётся выпутаться из рук Кайла, к которому от её вопля возвращается почти потерянное самообладание. Она зажимает рот руками и запинаясь, бредёт в кухню. Ева успевает склониться над раковиной, прежде чем её выворачивает.