— Да, сын Далйетта, я именно Тавель. И что же ты можешь мне сказать?
— Не сказать, нет. Я хочу просить друга моего отца. Будет ли мне это позволено?
— Просить? — показалось, или брезгливая улыбка действительно скользнула по лицу дана?
— Просить, да, — Вессаэль знал, что уже не остановится. Не сможет. И не захочет. — Но не пощады, как, возможно, думает лаэд. Я прошу большего — знаний вашего клана. Потому что хочу стать воином. Потому что должен им стать…
— Подожди, — стальной резким жестом остановил этот поток. — Ответь только на один вопрос — зачем?
— На мне рива аэсси. — Мальчишка решительно вскинул остриженную голову, всем видом показывая, что добавить тут нечего. Да так оно, собственно, и было — главное уже сказали.
— Клятва клану… — задумчиво протянул Тавель. — Ну да, конечно…
Пауза затягивалась, и Вессаэль поймал себя на том, что ему зябко под пристальным, изучающим взглядом слишком светлых глаз. Он непроизвольно дернулся, чтобы продолжить говорить хоть что-нибудь, и все-таки найти слова, способные убедить этого дана, заставить его понять… Но был остановлен все тем же резким жестом:
— Сколько тебе лет? — вопрос оказался неожиданным.
— Пятнадцать… Почти пятнадцать.
— И сейчас ты не боишься, — озвучил очевидное тот, — Почему?
— Мне нечего бояться, — Вессаэль ответил не задумываясь, несмотря на полную непредсказуемость подобного любопытства. — И больше уже не за кого. У меня ничего не осталось.
— Да? — удивился его собеседник, — а что же ты тогда можешь предложить нам за обучение?
— Н-не знаю, — растерялся он, — но готов поклясться — свершив задуманное, вернусь сюда и без возражений приму любую участь, что вы мне назначите.
— Участь? Да еще и любую? Ну-ну… — вот теперь ему точно не показалось, улыбка промелькнула-таки по тонким губам стального, сбивая с толку.
— Хорошо, — неожиданно прервал снова провисшее молчание Тавель. — Ты сможешь пройти обучение. До самого конца. И я даже не буду настаивать на смене клана, потому что в отличие от тебя понимаю, кем Вессаэлю из воздушных предстоит стать. Потом. Пусть сейчас тебе и не хочется об этом помнить.
— Лаэд, — мальчишка не знал, что ближе к его глазам — смех или слезы, — я готов исполнить обещание и отдать вам свою жизнь…
— Перестань, — его порыв оборвали резко и жестко, — ни мне, ни стальному клану не нужна жизнь сына Далйетта. Считай это моим… нашим вкладом в твою риву.
— Спасибо, лаэд. — Каким-то седьмым или даже двадцать седьмым чувством он понял, что уместнее всего сейчас будет сдержанность. Вернее, не так. Сдержанность вообще казалась наиболее уместной при общении со стальными. И ему пора к ней привыкать, если он собирается стать одним из них. А он собирается!
— Не благодари. Только понимает ли лаэд, что он теперь глава своего клана? Понимает ли, что он теперь единственный из оставшихся у нас сьерринов?
«Да, понимает. Но разве изменится хоть что-нибудь от этого? Все равно он останется здесь и выучится всему. И тогда убийцы, сколько бы их ни было, не уйдут от ответа. И тот предатель, что открыл им двери, тоже от него не уйдет. Он найдет и достанет их всех — одного за другим. Или всех сразу. Это не важно. И боги должны быть на его стороне — он ведь прав! А значит, так и будет. Будет! Он это точно знает. И неважно, сколько времени для этого понадобиться — неделя, месяц или пара тысячелетий».
— Что ж, значит, так тому и быть. — Дверь открылась и закрылась столь же стремительно, как в первый раз, даже не успев привычно мявкнуть.
И Вессаэль снова остался наедине с собой и яростной надеждой, от которой впивались в ладони ногти в судорожно сжатых кулаках. Надеждой на то, что услышанные сейчас слова, прозвучавшие как пророчество, пророческими и станут. Ведь по-другому быть просто не может!
Ф-фух! Я вскочила с жесткой кровати, размазывая по щекам слезы и с трудом соображая на каком свете нахожусь. Это что сейчас было? Всего лишь сон? Или очередной глюк? Судя по тому, что меня до сих пор трясло — скорее уж второе.
Пытаясь успокоиться, подошла к открытому с вечера окну и вздрогнула — в предрассветном сумраке внутренний двор, куда оно выходило, выглядел точно, как в приснившемся видении. Даже ракурс абсолютно тот же. Ммать! Успокоилась, называется. Я с треском захлопнула створки и вернулась в постель. Ладно, будем надеяться, что это меня от смены обстановки так пробрало, а не от того, что крыша съехала окончательно. И будем, опять же, надеяться, что дальше я все-таки буду здесь спать нормально.
Кстати, не зря надеялась.
Первые дни в школе стальных вообще показались сплошным восторгом и удовольствием, еще бы — целая куча нового и интересного. Но потом, и довольно быстро, я поняла, что это самое «новое и интересное» почему-то все меньше и меньше занимают меня, а вот непонятная злость в собственной душе, появившаяся словно ниоткуда, становится все сильнее и сильнее.
Да уж, себе-то я могла признаться — мне не хватало Вессаэля, не хватало Лавириэль, не хватало остальных «мушкетеров», а редкие встречи с вечно занятым Тавелем никак не могли их всех заменить. Из-за чего у меня появился неплохой повод постоянно злиться на себя за сделанное. А чтобы заглушить это не слишком приятное чувство, я начала искать все новые и новые занятия, все яростнее налегая на учебу, в тщетной попытке хоть куда-нибудь сбежать от самой себя.
Классы, залы, снова классы, опять залы, с одной группой, потом с другой — к концу дня они сливались для меня в сплошную полосу страшной усталости. Единственное чего еще хотелось — так это лечь и заснуть. Что, собственно, и требовалось. А вот мои успехи на ниве учебы, как побочный, каюсь, результат, оказались просто поразительными. Через полтора месяца такой изнуриловки я могла на равных потягаться с любым учеником первого круга на мечах. Стреляла — лучше многих из них. Правда, из арбалета, а не из лука, ну да это никого особо не напрягало. В плане же магии легко могла заткнуть за пояс большинство ривессэ второго круга, несмотря даже на отсутствие той самой пресловутой инициации. Но тут уж моей особой заслуги не было — способности. Просто чистые врожденные способности, помноженные на эту малопонятную мне самой злость.
К началу весны ученики уже поглядывали на меня чуть ли не с опасением, а учителя — с недоумением. Все, кроме Тавеля. Тот смотрел загадочно, но вполне понимающе. И что это, интересно, он там понимал? Поделился бы уж и со мной тоже. А то как-то глупо это было, выглядеть озадаченной собственными успехами. В общем, жизнь постепенно вошла в колею, вдруг оказавшись удивительно пресной. И я с ужасом начала понимать — мне снова смертельно скучно. Опять!
Только редкие вечерние посиделки с Тавелем, перепадавшие мне время от времени, могли хоть как-то разогнать эту тоску. Одно его присутствие уже успокаивало, да и рассказывал он много чего интересного.
— Знаешь, — разоткровенничался тот как-то раз, по привычке подравнивая ногти длинным, смертоносного вида кинжалом прямо во время разговора, — а ведь именно Вессаэля можно считать основателем нашей школы. По крайней мере, он точно был первым чужаком, которого мы научили всему, что умели. И на него потом ссылались те, кто приходил к нам с такой же просьбой. Сначала лишь некоторые, потом почти все — в Войну Кланов это давало хороший шанс выжить. И как ни странно, но во многом именно школа помогла эту войну погасить. Очень трудно, знаешь ли, убивать того, с кем годы жил в одной комнате, делился украденным с кухни яблоком и прикрывал спину в поединке, пусть даже и учебном. А когда появились оркэ, школу вообще решено было сделать обязательной. Вот так оно все и вышло…
— И ты тоже, — кивнула я. — Основатель. Ведь именно ты ему это позволил?
Стальной замер. А через секунду спросил:
— Он тебе рассказал?
— Нет. Этого он мне не рассказывал.
Помолчали. А потом спросила я: