— Черт! — скорчил гримасу Грей. — Виола, судя по всему, видела это. Вот чем объясняется ее поведение.
Марк прищелкнул языком.
— Значит, она в конце концов вычислила, для чего тебе понадобилась жена.
Не говоря ни слова Грей бросился вверх по лестнице. А Марк тихо вышел из дома.
— Виола? Мне нужно поговорить с тобой. — Грей с новой силой забарабанил кулаками в дверь ее спальни.
— Убирайся! Оставь меня в покое!
— Пойми наконец, мне необходимо объясниться с тобой.
— Не тревожься понапрасну. Я уже слышала от тебя столько лжи, что мне хватит до конца жизни.
— Ты не понимаешь…
— Я все прекрасно понимаю. Поэтому и не хочу говорить с тобой, поэтому и собираюсь получить развод. Я понимаю, что ты женился на мне только для того, чтобы пробраться в совет директоров корпорации Миллера. Я понимаю, что тебе больше нравится распивать шампанское с красивыми женщинами, а не с дурехой женой. Я много чего понимаю, Грей, и не думаю, что узнаю что-то новое, переговорив с тобой.
Грей уставился на дверь. Ну, допустим, он ее вышибет. Это будет не так трудно сделать. А дальше что? Как преодолеть стену, которой Виола окружила свое сердце?
— Я подожду, пока ты спустишься, Виола, — смиренно проговорил Грей. — Тогда мы все и обсудим. Мне безразлично, сколько придется ждать. Когда ты успокоишься, я буду внизу.
По другую сторону двери стояла съежившись Виола, и слезы ручьем текли по ее щекам…
Очнулась она, сидя на полу, прислонившись спиной к дверному косяку. Сколько времени провела она так, Виола не знала. Должно быть, она задремала, потому что небо за окном уже начинало багроветь. Скоро сядет солнце. Ей надо встать и начать что-то делать.
Виола с трудом поднялась, морщась от ломоты в суставах и тупой боли в голове. Она облизнула губы и почувствовала на них привкус соли от слез. Подойдя к зеркалу, она взглянула на свое искаженное горем лицо и скорчила гримасу. Полюбуйтесь, что с ней сделал Грей Джонсон! Затем сбросила с себя одежду и побрела в ванную.
Внизу Грей с облегчением услышал, как зажурчала вода.
Однако душ мало помог улучшению ее настроения, но, по крайней мере, мышцы стали не такими напряженными. Вытершись досуха, Виола возвратилась в спальню, вытащила из шкафа первую попавшуюся под руку одежду и натянула ее на себя. Потом запустила пальцы в мокрые спутанные волосы.
Подкравшись к двери, она приложила к ней ухо и внимательно прислушалась. С другой стороны не доносилось ни малейшего шороха.
— Может быть, Грей Джонсон уехал? — громко произнесла она.
От звука собственного голоса ее голова заболела еще сильней. Виола никогда раньше не плакала так много и так долго. Она чувствовала себя обессиленной и опустошенной. Осторожно открыв дверь, несчастная женщина выглянула в коридор.
Поблизости никого не было видно. Все двери стояли открытыми настежь, и комнаты были, судя по всему, пусты. Виоле не хотелось тратить время на сборы. Грей может потом прислать ее вещи к матери или оставить их себе, если ему так захочется. Сейчас для нее не существовало опасности страшнее, чем встреча с ним.
К ее великой досаде, кошелек остался в кухне, на стойке бара. И Виоле ничего не оставалось делать, как попытаться незамеченной проскользнуть туда. Иначе ей не добраться до своего дома.
Но как только Виола толкнула дверь, ведущую на кухню, в ноздри ей ударил аромат жарящегося мяса. Она поняла, что допустила тактическую ошибку.
Грей стоял посредине кухни, облаченный в один из ее фартуков. Рукава рубашки закатаны до локтей, в руках лопаточка. Черные волосы растрепаны, на щеке — след от соуса.
— Виола, я…
— Не говори ничего. И даже не смотри на меня. Просто дай мне забрать кошелек и уйти. Мне не нужны твои объяснения. Мой адвокат свяжется с тобой завтра утром.
Она подошла к стойке бара, на которой лежал ее кошелек. И вдруг удивленно остановилась, увидев через распахнутую дверь, что обеденный стол накрыт. Полированную столешницу покрывала льняная скатерть. Лучший хрусталь и фарфор Грея красовался на ней. Из динамиков лились мягкие звуки одной из песен Фрэнка Синатры. Да и сама столовая разительно переменилась. Множество алых роз в вазах, кувшинах и чашах заполнили все ее пространство, усыпая пол ковром алых бархатных лепестков.
— Что все это значит… — Лицо Виолы выражало глубочайшее недоумение. В столовой роз было, по меньшей мере, на тысячу долларов.
Грей вынырнул откуда-то сзади нее и поставил на стол блюдо с ростбифом, окруженным гарниром из молодого картофеля и маленьких морковок.