– Ну, а три? – спросила Адель.
– Охотник, – сказал ди Крей, и от его голоса стало вдруг холодно, хотя жаркое летнее солнце и стояло в зените.
– Охотник, – кивнула Адель. – Призрак, играющий в человека.
– Приходилось встречаться? – Ди Крей смотрел ей прямо в глаза, но и дама‑наставница не отводила взгляда. Противоборство воль оказалось совсем нешуточным: от напряжения, казалось, дрожал воздух.
– Не пытайтесь меня дожать, Виктор! – холодно произнесла она через мгновение. – Меня даже княгиня не могла согнуть.
– А я и не пытаюсь, – сдал назад проводник. – Просто интересуюсь, откуда такие познания?
– Я родом из Старгорода, не знали?
– Даже не догадывался…
– Теперь знаете.
– Старгород? – Для Сандера это был отнюдь не пустой звук. – Это ведь в Квебе. Не так ли?
– Верно, – кивнула Адель и вдруг улыбнулась. – Я родилась и выросла совсем недалеко от этих мест, в графстве Квеб, в его столице – Старгороде, где можно встретить любую живую душу, но где попадаются и мертвые…
Следующие два часа или три – за временем никто не следил – они шли молча, короткие реплики по делу не в счет. Но сколько веревочке ни виться, как говорят, а помяни черта, он тут как тут.
«От судьбы не уйдешь…» – чья это была мысль? У кого мелькнула она в голове, когда путники вышли из перелеска и увидели деревню? Возможно, что не у одного, а у двух или трех. А может быть, это была общая мысль, которую каждый пережил сам по себе и на свой особый лад…
Деревня оказалась неожиданно большой и, обнесенная крепким частоколом, производила впечатление скорее пограничного городка, чем крестьянского пристанища. За сотню домов – на первый взгляд, каменных, – в два, а то и три этажа каждый, несколько башен и высокая колокольня, служившая, видать, не только затем, чтобы звонить к обедне, и высокий палисад на насыпном валу. Вполне себе крепость, учитывая архитектуру домов, развернутых вовне глухими стенами, с узкими кривыми улочками, которые так легко перегородить баррикадами. Однако вокруг деревни, и на том берегу реки, где высился приютивший ее холм, и на противоположном – везде виднелись поля и огороды. И даже фруктовые сады росли вдоль реки. Впрочем, река – одно название. Речка, ручей, где‑то так, но выше по течению, там, где когда‑то образовался меж двух ледниковых валунов естественный порог, стояла наособицу – как это обычно и случается – настоящая мельница. И вот к ней‑то и вели недвусмысленные следы: корова, несколько овец, собаки…
– Н‑да… – произнес вслух Сандер.
Мельничное колесо, разумеется, крутилось, но были ли теперь на мельнице живые люди? Скрип колеса, ритмичное шлепанье лопаток и низкое жужжание слепня, вьющегося над крупом лошади…
– К бою! – выпалил вдруг Ремт и, крутнувшись юлой, отскочил в сторону, роняя поклажу и выхватывая меч.
Заржали вразнобой лошади, зашуршала извлекаемая из ножен сталь, и Сандер увидел… Как описать то, что видишь, не видя? Он видел движение – палевое мерцание в голубом сиянии полудня. За рекой у мельницы… на воде… на этом берегу… на том… справа… слева…
«Где?»
Меч уже был у него в руке, и ноги чисто автоматически переступали в медленном танце «прелюдии». Еще не бой, но уже взведены нервы, и сердце начало отсчет времени…
«Где?!»
Движение, оторванное от материального объекта. Росчерк мысли на полотне реальности. Чистая идея, воплотившаяся в жизнь.
А потом за спиной его раздался тихий шелест – словно ветер проскользнул сквозь кусты, – Сандер оглянулся, и Он был уже здесь.
Охотник – если, разумеется, это был он – превосходил ростом любого, даже самого высокого человека. Чуть менее трех метров или три метра с четвертью, на глаз не разберешь, но впечатление высокого роста и хрупкости, вот что первым делом возникло в голове мэтра Керста. Теперь Охотник – «Ведь это Охотник, не правда ли?» – не спешил и не скрывался за магической завесой невероятной скорости. Он медлил, рассматривая путешественников, позволяя им рассмотреть и себя. Высокий, нескладный, худой до хрупкости, словно бы составленный из сухих сучковатых веток, почерневших от времени кривых палок, изогнутых сучков да иссохшей лозы, оплетшей задушенные деревца… А на самом деле? Темная плоть… Тонкие сухие кости, переплетенные веревками сухожилий, взбугренных тут и там узлами мышц. Узкое длинное лицо было обращено к людям. Без кожи и волос оно походило на анатомический рисунок. Темная, мертвая маска, на которой жили одни лишь светлые до прозрачности, абсолютно безумные глаза…