– С ума сошла?!
– Нет, – усмехнулась она. – Боюсь, ты сам не осознаешь все страхи, что обуревают тебя. Нет, Пер, это совсем не то, о чем ты подумал. Кровь – да, но не в этом смысле.
– Где ты была? Что делала? До нас не доходило даже слухов.
– И немудрено, – улыбнулась Ада. – Я меняла города и страны и вместе с ними меняла имена. В Але меня звали Адель аллер’Рипп, и пять лет назад я стала дамой‑наставницей в приюте для девочек.
– Даже и не знаю, что сказать, – покачал головой Каспар.
– Тогда промолчи, – усмехнулась она и отвела взгляд. За стеной лежала ее земля, места, где она не бывала целую жизнь: сопки, распадки, скальные выходы, леса…
– Хорошо, – не стал спорить Каспар. – Итак?
– Когда выяснилось, что одна из моих воспитанниц наследница имени и состояния, я решила, что это знак моей судьбы: случай, позволяющий разрушить рутину размеренной жизни и уйти вдаль. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Возможно.
– Случай, Пер, всего лишь обычный случай, но дорога, начавшаяся в Але, привела меня в Олений распадок.
– Грустно.
– Отчего?
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Ты все еще не женат? – сменила она тему. – Почему в замке до сих пор нет хозяйки?
– Есть, – ответил он, и ей очень не понравился тон его ответа. – Она уехала погостить к родичам в Керед.
«Только не это! – Ее словно ударили под дых. – Господи!»
– Керед… – нахмурилась она, произнося это слово вслух. – Ради всех святых, Пер, не говори, что ты женился на Ольге.
– Ада, я женат на Ольге фон Цеас уже более двадцати лет. У нас четверо детей, и она носит мое имя… и имя своих родителей.
– Что ж, Пер, ты сделал свой выбор, не так ли?
– Я…
– Глупости! – остановила его Ада. – Ты дашь нам провизию и снаряжение? Мы собираемся идти через Холодное плато, а там, как ты знаешь, зима.
– Я дам вам все, что потребуется, и завтра с утра вы сможете выйти в путь.
– Спасибо, Пер.
– Будь счастлива, Адхен.
3
– Девочка!
– Что?! – сон – Гипнос, или как его здесь величают? – уже отнес ее было далеко‑далеко за край неба, но голос Глиф тут же вернул Тину к действительности, буквально выдернув из властных объятий древних богов.
– Девочка!
– Где ты, Глиф? – встрепенулась Тина.
Свеча погасла, и в комнате царил мрак. Впрочем, через мгновение глаза Тины немного привыкли к темноте, и она стала различать контуры предметов.
– Где ты, Глиф? – позвала она.
– Тута! – радостно сообщила малютка, взбираясь на подушку. – Я, я! Тута я! Вся есть как!
– Я так за тебя беспокоилась! – воскликнула Тина в порыве истинного чувства.
– Не пужись! – гордо заявило мелкое создание господне. – Не есть ужас, ужас! Просто ужас!
– Но ты была одна в лесу! – искренно сокрушалась Тина, баюкая «Дюймовочку» в ладонях. – А там дикие звери, собаки, стражники…
– Убила на хрен! – гордо сообщила пигалица из Тининых ладоней. – Такой! Два! Совсем плохой был есть!
– Ты хочешь сказать, что кого‑то убила? – насторожилась Тина.
– Да! Так есть! Глиф! Ура! Ура! – был ей ответ.
– Кого ты убила? – растерянно спросила Тина, не знавшая, что и думать.
– Пес! Раз, два, три!
– Трех собак?!
– Так есть, – рассмеялась девочка. – Глиф! Ура! Волк злой!
– Трех собак и волка? – осторожно переспросила Тина, она ровным счетом ничего не понимала, но предполагала, что, возможно, ошибается в переводе. Еще можно было подумать и о том, что Глиф врет или, скорее, фантазирует.
«Она ребенок… Или я с ума схожу…»
– Еще волк. Сука! – продолжала между тем свой вынужденно конспективный рассказ Глиф.
– И еще волчицу?
– Так есть, – шмыгнула носом Глиф. – Сам пришел!
– И это все? – Тина не знала, плакать или смеяться, их с Глиф разговор все больше напоминал гротеск.
– Нет, все нет. Страж ворот, – сообщила Глиф. – Два и еще два.
– Что?! – вскричала пораженная услышанным девушка.
– Три, четыре, – самым серьезным тоном пояснила свою мысль кроха, и в этот момент где‑то в крепости тоскливо завыла длинная труба.
– Тревога… – опешила Тина.
– Мертвый, три, четыре, находить, плакать… – объяснила Глиф.
– Так ты что, в самом деле?
– Не понять. Плакать. Не понять. Много слов. Грам…матика… Не знать. Не учить. Плакать, голо… сить.
Тина услышала топот ног в коридорах и переходах замка, какие‑то тяжелые удары, смутный гомон. Звуки были такие сильные, что проникали даже сквозь сколоченную из толстых досок дверь. Снова взвыла труба, и кто‑то ударил билом в рынду.