«Ну, настоящий бедлам! Штурм у них случился, что ли? Или король умер? Впрочем…»
Тина вспомнила, что находится в графстве Квеб, где никакого короля испокон веков не было, отметила, что дамы Адель в комнате нет – иначе та давно бы уже всполошилась, – и, накинув на плечи плащ, выхваченный уверенной рукой прямо из темноты, выглянула в коридор. Из соседних покоев как раз выходил Виктор ди Крей. Он был еще без колета, но уже в штанах и сапогах. В руке у него тускло отсвечивал красным обожженный в крови Охотника меч.
– Что случилось? – крикнула Тина, глядя на бегущих по коридору полуодетых людей и ощущая поблизости присутствие еще большего числа возбужденных и дезориентированных внезапной побудкой людей.
– А черт его знает! – бросил привычное богохульство ди Крей. – Война, пожар, нашествие… Тревога, одним словом. Одевайтесь, Тина, – сказал он через мгновение. – У меня появились нехорошие предчувствия… Они у меня всегда появляются при звуках этих труб, – добавил он каким‑то неуверенным, словно бы сомневающимся в смысле сказанного голосом. – Одевайтесь! В такие минуты лучше быть одетым, чем раздетым. Вы понимаете меня?
– Вполне!
Тина схватила со стены факел и бросилась обратно в комнату.
– Ты одета? – спросила она Глиф, натягивая выданные ей взамен прежних – постиранных и где‑то сохнущих – кожаные мальчикового покроя штаны.
– Я, готов, есть, туда‑сюда, всегда! – выдала россыпью сухого гороха Глиф.
И тут – лихорадочно завязывая шуровку колета – Тина подумала о том, что ни разу не видела кроху грязной или неопрятно одетой. Где бы та ни побывала, откуда бы ни вернулась к Тине, всегда на ней были это миленькое красное платьице, колпачок и косынка, белые чулки и чистые, отнюдь не запыленные и не испачканные в грязи башмаки. Не спрашивая уже о том, кто, где и когда сшил все эти прелестные кукольные одежки, хотелось бы тем не менее понять, как им удавалось оставаться чистыми и свежими на всем протяжении долгого путешествия по горам и лесам?
«Вопрос…» – подумала она с оторопью, бросив быстрый взгляд на пигалицу, лакомившуюся – пока суд да дело – крошками, оставшимися от пирога с яблоками и кардамоном, большой кусок которого Тина прихватила с собой из пиршественной залы.
Вопрос… Впрочем, сейчас ей было не до этих любопытных, но неактуальных пока вопросов. Где‑то во внешнем дворе замка неожиданно пропела серебряная труба, и у Тины даже мороз по коже прошел: это была другая труба, и смысл ее голоса тоже был иным. И неважно, что Тине эти голоса были не знакомы, и она могла строить лишь предположения – притом самого общего характера – о том, что они означают. Тревогу‑то они порождали настоящую, неподдельную, вот в чем дело.
Тина торопливо вдела ноги в сапоги, застегнула камзол, который вчера показался ей великоват, но на самом деле был впору, просто там, где у парней плечи пошире, сложение девушки оказалось несколько скромней. Однако в груди камзол был куда более узок, чем хотелось бы, но это означало…
«Боже всемогущий! У меня там что, и в самом деле растет?»
Додумать мысль она, впрочем, не успела, из коридора ее окликнул ди Крей.
– Быстрее, барышня, и прихватите‑ка свой мешок! Не помешает.
Совет как бы несколько странный, но, если подумать, куда разумней многих иных. Тина подхватила мешок, закинула за спину, набросила сверху плащ, сунула Глиф в карман и выскочила из комнаты, чувствуя, как тяжелый тесак бьет ее по ноге.
К этому времени замок почти опустел. Они с ди Креем оказались едва ли не последними, кто спустился в большой замковый двор. Здесь с треском пылали факелы и гомонили возбужденные люди. У ворот прямо на камнях мощеного двора лежали тела убитых стражников. Их было трое, и позы, в которых они лежали, не оставляли места для сомнений: люди были мертвы. Над телами, подняв над головой горящий факел, стоял лорд де Койнер. Его узкое сумрачное лицо потемнело от гнева.
– Кто‑то… – Его первые слова прозвучали тихо, но заставили враз замолкнуть собравшихся в крепостном дворе людей. – Кто‑то проник ночью в замок…
И тут, обратив внимание на то, как громко в наступившей тишине трещат смоляные факелы, Тина поняла, что огонь излишен: начинался рассвет, и воздух был наполнен серебристо‑палевым сиянием близящегося утра.
«Ночь прошла, – отметила Тина, рассматривая открытые ворота. – Солнце встает…»
Ворота открыли не злоумышленники, это сделали стражники, но с какой именно целью, Тина не знала. Возможно, они выслали за стену разведчиков‑следопытов. Но при чем здесь тогда серебряная труба?