– Не знаю…
– Ну и ладно, суп все равно еще не готов, но тебе следует попить. – И, достав откуда‑то из‑за себя, он протянул Тине кожаную флягу.
– Но это же вино! – удивленно воскликнула она, открыв пробку и поймав носом винные пары.
– Верно, – кивнул ди Крей. – Но тебе, девочка, именно красное вино теперь и надобно. «Сольца» – коварный яд, он в крови долго сидит. Водой не вымоешь, а вот красные вина…
«Сольца!»
– Откуда вы…
– По запаху, по образу действия, по цвету кожи и белков глаз. Ты что же, думаешь, я в первый раз такое вижу?
«Я приняла три больших кристалла! Один кристалл – бодрость, два – буря, три – красивая смерть…»
– Я приняла три кристалла, – призналась она.
– Знаю, – кивнул ди Крей. – И кстати, спасибо, что не соврала.
– Я… Почему я не умерла?
– Хороший вопрос, но…
– Но у вас нет ответа? Или не хотите об этом говорить?
– И то, и другое, и бог знает что еще, – вздохнул ди Крей. – Не знаю. Нет у меня однозначного ответа. Есть противоядия… Что‑то могло оставаться в твоем теле многие годы, ожидая, пока понадобится. Ты же травница, не так ли? Вдыхала разное, в руки брала, с едой и питьем проглатывала. Иди узнай теперь, что за смеси возникали в твоем желудке? Слыхал я про такое, у фармацевтов, у знахарей да ведунов случается. Они, конечно, чаще мрут от неудачных поступков и непродуманных действий, но бывает и наоборот. Копится в них нечто, и вдруг раз – а оно уже здесь. Неведомое и прекрасное… Н‑да…
– А что еще? – рассказ ди Крея звучал логически безупречно, но что‑то мешало согласиться именно с такой трактовкой событий, и, кажется, не одной только Тине.
– «Синяя соль» убивает только людей, во всяком случае, тех, что относятся к материковой расе…
– Я похожа на островитянку? – нахмурилась Тина.
– За океаном есть и другие земли…
– Где‑то на юге.
– Почему же, на западе тоже.
– А еще?
– Не люди.
– А я? Я похожа на вампира или оборотня? Или на этих, как их, фейри, фурри?
– Это не одно и то же, – усмехнулся ди Крей. – Бывают феи – на дальнем западе их называют фейри, а бывают фурри, но это как бы животные, и ты на них не похожа.
– А на кого я похожа?
– А это зависит от ответа на один мой вопрос, на который ты, разумеется, можешь не отвечать.
– Спрашивайте!
– У тебя есть знакомая фея?
«Глиф! Он думает, что Глиф фея, но это не так! Или так?»
Что она, в конце концов, знала о феях? Ничего определенного. И что с того, что у Глиф нет крылышек? А кто сказал, что обязаны быть?
«Да я ее и не рассматривала ни разу, может, под платьем прячет?»
Впрочем, Глиф утверждала, что принадлежит к народу рафаим, но могла ведь и соврать.
«А может быть, я ее вообще неправильно понимаю?»
– Не хочешь, не отвечай! – повторил ди Крей, прерывая затянувшееся молчание.
– Возможно.
– Это неуверенность в сообщаемом факте или игра в слова?
– Я не знаю, кто она, но, возможно, что и фея.
– Если она фея, то ты «принятая»,а это уже не человек, ну, не совсем человек.
– Что значит «принятая»! – удивилась Тина, впервые, кажется, услышавшая такое странное определение.
– «Принятые» феями, – ей показалось вдруг, что ди Крей рассказывает что‑то такое, чего и сам не знал еще минуту назад. Это было глупо, конечно, так думать, но кто‑то из древних сказал по такому именно поводу, «интонация не лжет». Вот его голос и не лгал, хотя обычно проводник следил за своим языком и ничего лишнего не говорил, даже не намекал. И тем не менее это был отнюдь не первый случай, когда ди Крей проговаривался в очень непростой мелодике своей речи. Тина такие вещи замечала сразу и никогда не забывала, хотя и могла отложить на потом. Это называлось – «игра в умолчания». Она возникла в голове Тины как‑то сама собой, но у нее, впрочем, были отменные учителя: Теа, Дитта, Чермита, да и жизнь подходящая. А смысл игры вот в чем. Даже когда человек не врет, он все равно что‑то утаивает, недоговаривает, придерживает при себе. Угадать, что остается за скобками разговора, это и есть истинное искусство игрока. Странно только, что, играя в «умолчания» не год и не два, отправившись в поход, Тина об этом своем искусстве совершенно забыла. Все стало вдруг так увлекательно, чудесно и загадочно, жизнь обрела такую полноту, что совершенно не интересно показалось угадывать, кто и о чем не рассказал…
– «Принятые» феями, – между тем объяснял ди Крей, – взятые ими под покровительство, в друзья или возлюбленные, принятые в их круг. И да, они перестают быть людьми. В известном смысле, разумеется, но тем не менее.