– Вполне.
– Клянусь, что все, рассказанное вами о клане Рафаим, останется тайной. Клянусь в этом моей бессмертной душой, кровью, честью и словом.
– Принято, – серьезно кивнула кроха. – Теперь вы, – повернулась она к Ремту Сюртуку.
– Вы поверите слову такого, как я? – удивился Ремт.
– Он потрясен, – прокомментировал речь мастера Сюртука ди Крей, взявшийся переводить Тине вместо занятого принесением клятвы Сюртука.
– Я поверю вам, а не такому, как вы. – Ответ звучал замысловато, но что‑то в нем было, и это что‑то заставило ди Крея нахмуриться. – Я вас вспомнила, сударь, и знаю цену вашему слову.
– Клянусь, – сказал Сюртук, «отпуская» заемную плоть. – Что‑то еще?
– Нет, спасибо.
– Мне тоже следует принести клятву? – спросила тогда Тина.
– Не надо, – улыбнулся странный ребенок. – Ты уже доказала свою порядочность. Я просто еще раз попрошу тебя: никому, пожалуйста, обо мне не рассказывай. И о рафаим тоже. Пожалуйста.
– Я никому и ничего не расскажу.
– Тогда смотрите…
Воздух дрогнул, и перед Тиной возникла огромная женщина. Вернее, это была все та же Глиф, с ее миленькими голубыми глазками и золотистыми волосами. И одета девочка была в то же самое красное платье, что и обычно, в те же шапочку, башмачки и гольфики, вот только теперь в ней было метра четыре роста, и красота ее не столько восхищала, сколько ужасала. Это был род жестокой, дикой красоты, способной ошеломить, разорвать сердце, испугать до смерти.
– Это мой истинный облик, – сказала она громоподобным голосом, хотя и чувствовалось, что Глиф старается смирить бьющую через край мощь своей речи. – Когда я вырасту, стану вдвое больше. А пока я все еще ребенок. Мне всего девяносто два года, – и с этими словами Глиф застенчиво улыбнулась, но как ни странно, у Тины от этой улыбки мороз по коже пробежал. И еще она вдруг осознала, что сейчас Глиф говорит на общем языке, но говорит совсем не так, как прежде.
– Так ты передо мной, пигалица, что, комедию ломала? – воскликнула она в раздражении.
– Какую комедию? – удивилась Глиф. – Комедия – это театр? Я никогда не была в театре.
– Ты же двух слов связать не могла!
– Ах, вот ты о чем! – громыхнула Глиф. – Я когда маленькая – страшно глупая! Много ума не помещается, – развела она руками.
«Ох! – сразу же устыдилась Тина. – Ну, как можно быть такой импульсивной! Едва ребенка не обидела!»
Каким‑то образом, едва лишь она привыкла чуть‑чуть к огромности своей подопечной, как тут же снова увидела в ней ребенка.
«Ребенок… А в замке тогда как? И с охраной? И с собаками? Выходит, она не врала и не хвасталась…»
– Тина, – шепнул ей на ухо голос незаметно приблизившегося Ремта. – Ты не должна судить ее по нашим законам. Я вспомнил теперь: рафаим это одна из стихийных сил. Гроза убивает людей молнией, лавина погребает под камнями, но будешь ли ты судить бурю или камнепад?
«Стихийная сила…»
– Но зачем тогда тебе нужна была моя помощь? – спросила она. – Ты такая большая и сильная, сама бы в три дня добежала до Каскада!
– Нет, – покачала головой девочка. – Я так долго не могу. Мы и когда взрослыми становимся, чаще маленькими живем, чем большими. Так проще и безопасней. Маленьких заметить трудно и найти непросто. Но взрослые могут долго быть большими, когда хотят и если надо. А я нет. Я устаю быстро. А еще я не знаю дороги. Я же случайно туда попала, в эту деревню. Меня Охотник украл и связал заклятием. Я никак не могла принять свой истинный облик, да если бы и приняла? Охотник сильнее меня, он меньше, но быстрее, и у него есть когти! – в глазах Глиф стояли слезы, она боялась.
«Вот и весь великан!»
– Постой! – сообразила вдруг Тина. – А зачем ты вообще понадобилась Охотнику?
– Как зачем? – удивилась великанша. – Он же Охотник! Вот он и охотился.
– Понятно, – кивнула Тина, хотя, говоря по совести, ничего не поняла.
– Простите, барышня, – вклинился в разговор стоявший уже некоторое время ди Крей. – Так это вы вывели нас из Мельничной заимки? То есть это вы разбили стены?
– Я! Я! – обрадованно засмеялась Глиф. От ее смеха зашумели деревья и птицы бросились врассыпную.
– Ой! – сказала Глиф, понижая тон. – Мама это как‑то по‑другому делает… От нее никто не убегает…
– А в замке? В замке тоже ты? – обмирая, спросила Тина. Вообще‑то у нее имелся на эту роль еще один кандидат, но все‑таки неприятные обстоятельства следовало прояснить. Одно дело расшвырять их всех, и совсем другое – нанизывать живых людей на шампуры.