«Ты же знаешь, что сейчас все уже уйдут. Сегодня вечером больше никто не придёт. К тому же, Луис рядом и защитит меня».
Перри плавно остановилась на красный свет, недоумевая, почему он горит в четыре утра. Она повернулась к матери. «Помнишь, когда я была маленькой, мне снились кошмары, и я забиралась к тебе и папе? Ну а теперь остались мы с тобой, и тебе приснился настоящий кошмар, а у меня есть кровать, которая подходит нам обоим. Дэвис будет спать на диване. Мы будем в безопасности, и мне не придётся беспокоиться ни о ком из нас. Так что никаких больше ссор, мама».
Через мгновение Натали сказала: «Мои кроссовки все еще не зашнурованы».
«Вам стоит попробовать липучку».
«Нет, это туфли, как у старухи». Откуда взялась эта небрежная шутка? Она откинула голову на сиденье и закрыла глаза.
Они ехали по пустым улицам, Дэвис на своем джипе следовал позади них.
Натали вдруг сказала: «Перри, я помню, Арлисс беспокоился, что вы с
Дэй стали относиться друг к другу слишком серьёзно».
Перри приподняла бровь, глядя на мать. «Почему наше участие в этом так расстраивало тётю Арлисс, ума не приложу. Я же говорила тебе, что Дэй сделал ей предложение вчера вечером, и, зная Дэй, он рассказал ей об этом. Казалось бы, она должна была бы его поддержать. В конце концов, она знает меня целую вечность, а значит, должна понимать, что я не плохой человек. Почему ты додумалась до этого в четыре часа утра?»
Глаза Натали снова закрылись. «Это пришло мне в голову, не знаю почему. Я сказала Арлисс, что расскажу ей сегодня, что собираюсь сделать».
Перри свернула налево на Вандербильт-стрит. Там было тихо и темно, как в яме, если бы не уличные фонари. Выруливая на подъездной дорожке к дому на мамином «БМВ», она сказала: «Я не хочу, чтобы ты увольнялась, мама. Это было бы неправильно; мне всё равно, какое давление на тебя возлагает тётя Арлисс. Пожалуйста, обещай мне, что ты не позволишь ей тебя уговорить».
«Хотел бы я, чтобы всё было так просто, Перри, но ты же знаешь, что это не так. Вспомни Арлисса и Торна — им нужно управлять администрацией, выигрывать выборы.
Может, моя отставка и к лучшему. Мне бы не пришлось здесь жить, по сути.
Может быть, конное ранчо в Монтане. Я мог бы разводить чистокровных лошадей, разводить их и участвовать в скачках. Твой отец всегда любил лошадей. Думаю, если бы он не умер, мы бы этим и занялись, когда вышли на пенсию. Что думаешь?
Перри заглушила мотор и повернулась к матери. «Через неделю ты будешь охотиться на змей, тебе будет так скучно. Это папа хотел разводить лошадей, а не ты».
«Я могла бы жить рядом с Биг-Скай. Ты любишь кататься на лыжах, как и я. Мы могли бы…»
Перри наклонилась и притянула мать к себе. «Нет, конечно же, нет. Это исключено. Послушай меня, ты не уйдешь в отставку. Передай Арлисс, чтобы она постаралась проявить хоть немного лояльности, хорошо? Передай ей, что ФБР выяснит, кто за этим стоит, и положит этому конец. Ты не выйдешь из Доджа, потому что это облегчит задачу Арлисс и президенту. А то, что произошло сегодня вечером, разве это не изменит всё? Никто не может сомневаться, что кто-то пытается тебя убить, особенно после сегодняшнего».
Натали почувствовала, как мягкие волосы дочери ласкают ее щеку, вдыхая легкий аромат лимона, ощутила силу и решимость в этом здоровом молодом теле.
Они столько лет были только вдвоем. Жизнь была так непредсказуема. Как и Брандейдж, она могла умереть завтра – от несчастного случая, от болезни, если убийца не добьётся своего. Она крепче прижала к себе дочь.
Перри был в опасности вместе с ней, и она не могла этого вынести. Она должна была положить этому конец, должна была. Она увидела, как фары джипа Дэвиса метнулись за ними.
Она сказала, глядя на волосы Перри: «Я задавалась вопросом, уйду ли я в отставку, если все покушения на нас обоих прекратятся».
Перри подумала о том же, но лишь на мгновение. Теперь она сказала без тени сомнения: «Ты же знаешь, что тот, кто стоит за этим, хочет тебя уничтожить, и это касается твоей карьеры, твоего доброго имени, даже твоей жизни».
и… — она на мгновение замолчала, — и меня. Вот уж поистине совершенная месть.
«Месть — но за что? Не могу представить себе человека, которому я мог бы причинить столько боли, чтобы вызвать такое безумие».
Пока они разговаривали, Дэвис стоял у «БМВ». Он осмотрел всё здание, но никого не увидел. Он подождал ещё немного, а затем открыл дверь. Женщины медленно расступились.
«Рядом никого нет», — буднично сказал он. «Давай, зайдём внутрь».
Через десять минут в квартире воцарилась тишина. Никто не потрудился завести будильник.