– Что же со мной случилось?! – не выдержав, завопил Теонг вслух. – Кто я вообще такой?!
– Ковать твою медь! – раздалось вдруг сзади. – Вот и я хотел бы знать, кто ты такой. И чего ты скачешь и орешь, словно резаный?
Теонг почувствовал, как стала вдруг влажной кожа лица и бешено заколотилось в груди сердце. Одно сердце, только одно, но такое активное! Так и кажется, что вот-вот вырвется из груди. А ведь нужно еще повернуться и посмотреть, кто там говорит странно знакомым голосом… Но сделать это почему-то так страшно, словно увиденное окончательно перевернет мир.
– Эй, ты! – вновь окликнул его незнакомец. – Чего замер, в штаны наложил? Не трону я тебя, не боись. Ты из этих, что ль, из ученых?.. Эй, может, повернешься все же, когда с тобой разговаривают, солить твою плешь!
Теонг осторожно повернулся. И от облегчения шумно выдохнул. Немного привыкшие к полумраку глаза сумели разглядеть давешнего чужака, вероятного пришельца с Ронаса. И только теперь Теонгу пришло в голову, что и сам он стал похож на это карикатурное подобие тохасианина. Но сейчас он все-таки почувствовал неожиданную радость, встретив в обрушившемся на него абсурдном кошмаре хоть что-то знакомое. Точнее, кого-то. От творившегося в душе и сознании сумбура Теонг даже не сразу осознал, что понимает речь чужака, хотя смысл некоторых фраз и показался ему полной нелепицей.
– Нет-нет! – обрадованно выкрикнул тохасианин. – Я не ученый! Это мой папа ученый.
– Эпический опус! – рассердился почему-то пришелец. – Мне по колчедану, кто твои папа с мамой. И дед с бабкой тоже. Ты мне лучше скажи, ты здесь заморыша парализованного не видел? Такое чудо в перьях. Руки-ноги как палки, и по шесть пальцев на каждой. А еще у него два обрубка из спины торчат, будто крылья обрезанные.
Теонг снова почувствовал, как повлажнело лицо. Со лба даже скатилась холодная капля. Он закинул за спину руку и принялся шарить между лопаток. Рудиментов больше не было. Совсем. Зато он понял наконец, что уже не голый. Кто-то не только поменял ему тело, но и одел его.
Тохасианин зашелся вдруг в истерическом хохоте.
– Чу… чу… чудо в перьях?.. – стал выкрикивать он, давясь неудержимыми спазмами. – Ха-ха!.. Два… ха-ха!.. обруб… ка?.. Ха-ха-ха!.. Так это же… это же… ха-ха-ха!.. Это же я об… ха-ха!.. об… рубок и есть!.. Ха-ха-ха!.. Замо… ха-ха!.. заморыш…
Теонга скрючило, он согнулся пополам и, не удержавшись на ногах, упал на холодный пол туннеля. Там он дергался еще минут пять, приговаривая между затихающими всхлипами: «Это я… это я… это я…» А когда, продолжая еще вздрагивать, наконец затих, увидел над собой склонившееся лицо чужака.
– Угомонился, припадочный? – произнес тот. – Йодистый калий! Ну ты и псих. Видать, над тобой тоже опыты ставили.
– Нет, – собрав остатки вновь покинувших его сил, с трудом приподнялся и сел Теонг. – Надо мной не ставили опытов. Я лежал в анабиозе, в такой специальной капсуле. А потом… а потом… Потом я не знаю, что со мной случилось.
– С тобой, похоже, белочка случилась. Небось, спирт не по назначению в своей капсуле расходовал. А от него ого-го какой анабиоз бывает, солить твою плешь! Но я не о тебе сейчас речь веду, а о чудаке одном. Вот над ним точно опыты ставили, к дедке не ходи. Уж ты бы понял, о ком я, если бы видел… Ладно, отдыхай, а я его искать пошел.
– Не уходи! – испугался Теонг. – Не надо его искать. Это я – тот… чудак. Только мне кто-то тело поменял… Ты говорил про ученых… Где они? Может, это их рук дело? Ну да, конечно! Кто же еще мог такое сотворить?
Мысль, что какие-то ученые могли учудить с ним нечто подобное, звучала, конечно, весьма дико, но хоть как-то объясняла случившееся. Это было куда лучше, чем думать, что он сошел с ума. Ощутив новый прилив сил, тохасианин вскочил на ноги и закрутил головой:
– Где они? Где? Веди меня к ним! Пусть они вернут мое тело назад.
– Ну вот что, болезный, – положил ему на плечо руку чужак. – Ты гвозди́да не заколачивайся. Какой еще ты? Какое тело? Эпический опус! Вот сколько я видел, что от пьянки бывает, но чтобы такое!..