В детстве все еще было неплохо, но последние полгода он как будто с цепи сорвался. Поговаривали, что это из-за Адама, с которым они были не разлей вода с тех пор, как выползли из пеленок. Из-за Адама, семья которого собрала все вещи, оборвала все связи и покинула город буквально за пару дней.
Поговаривали, что, возможно, между ними что-то произошло, или между их родителями (потому что никто не воспринимает подростковые разногласия всерьез), но дальше слухов и шепотков дело не доходило.
А если Теодора какой-то особенный слух возмущал сильнее обычного, он быстро принимал меры, заканчивая потом в кабинете директора.
Мистер Джонс жаловался его отцу, тот искренне извинялся, для галочки посылал чуть больше денег на благоустройство школы, но дома Теодор не получал ничего, кроме мягкого осуждающего «ну хватит уже, котенок».
«Котенок» с делано виноватым видом опускал голову, якобы признавая поражение, а через несколько дней все повторялось, потому что Теодор не был котенком, он был высокомерным избалованным эгоистом, и его ничего не волновало.
Кроме Адама, волноваться о котором у него больше не было права.
– Пойдешь к психологу, – решил мистер Джонс, устало оседая на стул. – Поговоришь с ней о проблемах своих, может, полегчает.
Теодор только фыркнул, даже не глядя на директора. Ну да, конечно, разбежался он.
– Прямо сейчас, – рявкнул мистер Джонс, когда не увидел от Теодора никакой реакции. – Секретарь проводит тебя прямо до кабинета!
Не говоря ни слова, Теодор поднялся, подхватил с пола свой рюкзак, закидывая его на плечо.
Психолог так психолог.
Ему плевать, куда его отправят – на очередное наказание, домой, хоть в участок полицейский. Ему все сойдет с рук, это такой защитный круг вокруг него, границы которого нерушимы, неприкасаемы.
Теодору это нравилось. Он не представлял, как жилось тем, у кого этого круга не было. Не то чтобы он когда-то всерьез задумывался над этим вопросом.
Их психолог разработала один интересный метод, которым искренне гордилась, – анонимный прием. Она объясняла это тем, что подросткам гораздо проще поделиться своими проблемами, когда на них не смотрят, но при этом они чувствуют поддержку. Своеобразная исповедь – Теодор считал это полной чушью.
Кто вообще станет всерьез искать поддержки у школьного психолога?
В общем, кабинет психолога был разделен на две части с помощью плотной шторы. Она даже настояла на том, чтобы сделать две двери. Теодор как раз тогда накосячил, отец отправил больше денег в школу, и на эти деньги они и вправду сделали еще одну дверь. Он каждый раз едва сдерживался, чтобы не написать на ней ругательства. Таким образом психолог не видела, кто входил в кабинет, если ученик решал «исповедаться».
Так вот, Теодора провели мимо этой двери к той, которая вела к ней самой. Очевидно, директор считал, что стыд у него отсутствовал напрочь, поэтому не было смысла скрывать личность. Как будто Теодор действительно мог честно рассказать о том, что думал и чувствовал. Как будто захотел бы рассказать.
Он не стал бы этого делать не потому, что ему стыдно за себя, а потому что всем насрать.
О, это он уяснил лучше, чем что-либо другое в своей жизни.
Секретарша, которая его провожала, чтобы он не свернул в сторону выхода из школы, впустила его в кабинет и закрыла за ним дверь.
Психолог подняла голову и взглянула на него с доброжелательной улыбкой, но он не ответил на нее – с отсутствующим видом прошел внутрь, плюхаясь на стул и складывая руки на груди.
Он встретился с ней взглядом, твердо решив не произносить ни слова и посмотреть, как быстро это выведет ее из себя. Впрочем, развлечение не продлилось долго, потому что у нее зазвонил телефон.
– Ох, – она растерянно заморгала, поправляя очки, и поднялась со своего места. – Прошу прощения… Это может занять некоторое время, ты не против подождать?
Теодор безучастно смотрел на нее, и она едва заметно поежилась под его взглядом, но нашла в себе силы улыбнуться.
– Буду считать, что это «да», – пробормотала она, выскальзывая из кабинета в коридор.
Теодор откинул голову к потолку, тяжело вздыхая. Что за хрень. Он бы уже мог быть дома, играть в приставку, попробовать стащить пиво из папиных запасов, просто поспать, но он вынужден сидеть здесь из-за того, что Тони – мудак, который не может фильтровать чушь, которую несет.
И с чего мистер Джонс вообще решил, что единичный визит к школьному психологу что-то исправит? Скорее всего, просто создал видимость того, что принимает хоть какие-то меры, потому что родители Тони вполне могли прийти и спросить, как он справляется с чокнутым одноклассником их сына.