— Слушай, я, пожалуй, пойду ему помогу...
— С чего вдруг? — Колин встал, как вкопанный.
— Взорвался на самом деле мой котел, а Том сказал, что его.
— И что? Ты его об этом просил?!
— Нет, но...
— Ну и пошли, значит!
— Нет. Так нечестно.
— Ты идиот! — зло сказал Розье. — Не хочешь — не надо. Иди, целуйся со своим грязнокровкой!
Он развернулся и ушел от меня по коридору в сторону Большого зала. А я еще постоял и пошел обратно в подземелья.
В полумраке класса мне первым делом бросилась в глаза мантия Тома, аккуратно сложенная на преподавательском стуле. Потом я увидел его самого — засучив рукава, он оттирал одну из парт. Рядом стоял таз с водой.
Услышав скрип двери, Том обернулся. Я пошел к нему по проходу между парт, слыша четкий стук своих каблуков и глядя почему-то не на Риддла, а на танец пылинок в солнечном луче.
— Что? — отрывисто спросил Том.
— Ничего. Я пришел тебе помочь.
— В честь чего это?
— Ну, ты же меня прикрыл и...
— Прикрыл, потому что захотел. И вообще, это была моя идея и моя ошибка. Так что не думай, что это ради тебя. Все, можешь идти отсюда.
Казалось, мне дали пощечину. Раньше я думал, что, когда кто-то приходит тебе помочь, его полагается встретить более любезно... Да кто он такой, чтобы срывать на мне злость?!
Теперь у меня было законное моральное право уйти и не возвращаться, но я почему-то не двинулся с места.
Посмотрев на меня без всякого выражения, Том наконец пожал плечами и с резким звуком разорвал свою тряпку пополам. Протянул мне половинку.
— Твой ряд — средний, там три или четыре парты заляпаны.
Некоторое время мы работали молча. Пахло мылом, грязной водой, мокрым деревом и пылью. Чертовы пятна оттирались с трудом, особенно если учесть, что я никогда в жизни не занимался такими вещами — для этого существуют эльфы. Том — другое дело, он привык все делать самостоятельно и даже в Хогвартсе поначалу сам стирал свои рубашки, пока кто-то не сказал ему, что можно просто бросить грязную рубашку на пол — на следующее утро эльфы вернут ее чистой и отглаженной.
Чтобы отдохнуть, я пошел посмотреть на заспиртованных существ, банки с которыми стояли в шкафах вдоль стен. Тронул одну дверцу — стекло звякнуло.
— Не открывается, — сказал Том у меня за спиной. — Я проверял.
Ему, видно, тоже надоели парты, потому что он прошелся по классу, заглянул за преподавательский стол и присвистнул.
— Столько пластинок! Давай поставим музыку. Рэй, ты умеешь заводить магический граммофон?
— Конечно. А если Слагхорн придет?
— Не придет... до конца обеда, — Том вытащил одну пластинку. — Какая-то Сара Брейтман. Это что?
— Какая разница? Давай сюда.
Я поставил пластинку на диск, потом коснулся палочкой иглы. Она плавно поднялась и медленно-медленно опустилась на вращающуюся эбонитово-черную поверхность. Послышался треск, шипение, а потом приятный, глубокий, слегка с хрипотцой женский голос пропел:
— Hello, honey...
Звук голоса еще, казалось, висел в воздухе, когда вступили рояль и оркестр. Том немного послушал, склонив голову, потом кивнул и, тихо напевая в такт музыке, отправился в подсобку для мытья котлов. Оттуда послышался плеск воды, и Риддл вернулся с полным ведром воды и щеткой.
— Посиди пока на парте, а я помою пол.
Сидя на парте и болтая ногами, я наблюдал за тем, как он, сев на корточки, привычно оттирает пятна с каменных плит щеткой, потом протирает пол влажной тряпкой и передвигается дальше.
"One of these days I'll meet you", — пела пластинка.
Вскоре мне стало стыдно, что я ничего не делаю, и я окликнул его:
— Том! Поменяемся?
— Давай, — он с наслаждением выпрямился и свел лопатки вместе. Потом уселся на парту и стал наблюдать за мной, время от времени поправляя:
— Сильнее... отжимай тряпку, а то вода останется...
От непривычного занятия у меня уже болели мышцы, и я все больше раздражался. Мерлин, в подземельях что, эльфов нет?! Слагхорн совсем спятил...
— У тебя... намного ловчее получается, — пропыхтел я, возя тряпкой по полу.
Том фыркнул.
— Еще бы. В приюте научился.
При мне он заговорил о приюте второй раз, и у меня по спине прошла дрожь, как всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то загадочным и жутким. О детских домах у меня было самое смутное представление, составленное по прочитанным до школы книгам. В голове замелькали неясные картинки всяких ужасов — как в подобных местах детей заставляют попрошайничать и с этой целью намеренно калечат... Но Том вроде не выглядел калекой.
Пару минут я боролся с любопытством, тупо глядя на тряпку, а потом спросил, ненавидя сам себя: