Его брат остановился и положил руку ему на плечо.
— Бог свидетель, Уилл, мне стыдно перекладывать на твои плечи такой груз.
— У тебя нет выбора, и не думай об этом. Что это по сравнению с твоими трудностями! Наша задача, это чтобы ты уехал. Слышишь, как эти волки воют? Как их вой изменился за этот год. Помнишь, как они кричали на улицах: «Да здравствует господин Ла». Дай им сейчас волю, и они съедят тебя живьем.
— Может быть, это было бы к лучшему.
— А Катрин?
Мистер Лоу беспомощно развел руками.
— Да и для нее, бедняжки, тоже было бы лучше. В дни удач я мало заботился о ней. Возможно, я заслужил, чтобы и ко мне сейчас отнеслись так же. Кому нужен неудачник.
— Ты опять слишком уверен в своих выводах, Джон.
Он пожал плечами.
— Мы судим будущее, исходя из прошлого.
— Да, это так. Но сколького мы лишали себя в нашем прошлом? Я часто задаю себе этот вопрос.
— Я тоже. Надо обращаться к своей совести, но услышим ли и поймем ли мы ее ответ? Ну, ладно. У нас есть более неотложные вопросы, чем этот. Перейдем к ним, — торопливо произнес он. Потом он заговорил более спокойно: — Как только станет известно, что я исчез, осаду с дома снимут, и для Катрин путь будет открыт. Что касается остального… У нее драгоценности. Они довольно дорогие. Потом этот дворец, — тоскующим взором он обвел роскошную мебель и картины, все, что он с такой тщательностью выбирал, что служило подспорьем его утонченным мыслям. — Потом имение в Германде. Все это я просил у регента позволить мне сохранить. Так что у нее будут кое-какие сбережения. Их продажа принесет хорошие средства. Потом дети. Бог знает, что я отец был тоже никудышный, такой же, впрочем, как и муж, и финансист.
— А ты, Джон? Какие сбережения у тебя?
Мистер Лоу пожал плечами.
— Я возьму восемьсот луидоров золотом. На первое время вполне достаточно.
— А потом? — в страхе спросил Уильям.
— Может быть, госпожа удача поможет мне, если она не покинула меня навсегда. В общем, это все, что у меня осталось из тех двух миллионов, с которыми я въехал во Францию. Зато у меня по-прежнему остаются мои мозги, хотя после того, что произошло, ты можешь начать в этом сомневаться.
Взгляд Уильяма стал печален.
— Ты опять вернешься к жизни игрока?
— А когда я жил другой жизнью?
— Но зависеть от того, какая карта выпадет, какой стороной кость упадет!
— Этим я всегда смогу заработать себе на жизнь. Да, еще одну вещь я забыл. У меня нет паспорта. Завтра с утра получи его у Его Высочества и отправь мне в Германд. Я буду ждать его там.
Он вышел из дома под покровом ночи, когда толпа, уставшая требовать его крови, разошлась по домам.
Как ни просил его Уильям, он не стал прощаться с Катрин, боясь ее возражений и считая, что так будет лучше для них в любом случае. Она узнала об его отъезде только утром, когда Уильям вручил ей его письмо, в котором он просил ее прощения за все горе, которое он ей доставил в прошлом, а также за те неудобства, которые в связи с новым поворотом судьбы он ей вынужден причинять теперь.
Она рыдала, когда читала, а потом в истерике бросилась обвинять Уильяма в том, что он не предупредил ее о намерениях своего брата.
К тому времени мистер Лоу был уже на своем пути в Брие, к замку Германд, который он уже вряд ли мог считать своим. Живя с Грандвалем и его женой, единственными слугами в этом замке, он в течение нескольких дней нетерпеливо ожидал паспорта, с которым он мог бы покинуть Францию и возобновить свои путешествия. Он вспомнил, как Катрин в прошлом часто жаловалась, что она вышла замуж за Вечного Жида. На этот раз он решил избавить ее от горестных переездов из страны в страну.
Он с грустью подумал о ней и детях, о том, как совсем по-другому могла бы сложиться их жизнь, если бы она была более терпелива по отношению к нему, а он к ней. Он даже удивился, что без жены и детей ему стало одиноко. Из всего, что он сейчас утерял, самую острую боль ему доставляла разлука с семьей. Его сын, вспоминал он, был товарищем юного короля, руки его дочери, только становившейся еще девушкой, уже искали представители лучших семей Франции. Его жена и дети могли проклинать его за то, что он, подняв их к головокружительным высотам, теперь низринул вновь в безвестность.
Если в его одиноких мечтаниях и появлялись мечты о поисках в Англии Маргарет, то они едва ли казались ему теперь соблазнительными. Из одной только гордости не посмел бы он обратиться к ней в нынешних своих плачевных обстоятельствах. Но дело было не только в гордости. Он помнил об ее словах, что нельзя строить счастье на чужом горе. А теперь он твердо знал, что счастье с Маргарет, если бы оно стало реальностью, доставило бы Катрин огромную боль, а не просто, как он думал раньше, уязвило бы ее самолюбие.