все что-то пишет, калякает своей тросточкой, обещает прославить меня в веках, — засмеялся Тит. — И пусть два воина дежурят у палатки, чтобы не убежал.
Человек-бочка по имени Приск закинул за спину лук со стрелами и миролюбиво повел меня вверх по склону.
— Этот обрезанный, видимо, опасается вылазок соотечественников, поэтому установил палатку на вершине Скопуса, — доверительно сообщил воин.
— А кто он такой, этот Йосеф?
— Предатель! — лаконично отреагировал Приск.
— А что он сделал?
— Понимаешь, он трус… Нет, конечно, сражался он храбро: под его командованием евреи долго держали Йодфат и много наших положили. Очень много. Его и Тит уважает — он сделал все для того, чтобы сохранить ему жизнь. К тому же хитрый Йосеф напророчествовал ему, что предводитель войска, которое возьмет Иерусалим, со временем станет императором. Это как будто бы Бог сказал. Бог евреев. Но я Йосефу не доверяю. Понимаешь, он, конечно, храбро бился, но потом… потом он поступил не так, как подобает поступать воину… Он испугался смерти. Все его солдаты поубивали друг друга, чтобы не сдаваться, а он их обманул и остался жив.
— Как это?
— Ой, чужеземец, я простой солдат и понять хитрости аристократа не могу. Поговори с ним сам. Он болтлив и любит рассказывать о себе. Все пытается оправдаться. Обещает написать историю войны. А какая тут история? — Приск наклонился к моему уху, чтобы следовавшие за нами воины не услышали. — Может, вообще побитыми в Рим отправимся. И про нас скажут, что мы продали родину за ласки сионских красавиц.
— Родину вообще-то можно продать, — размечтался я, — ну, например, за хороший выигрышный «экспресс» позиций на десять.
— Если не возьмем Иерусалим, то в Риме покроем себя позором, — лаконично подытожил Приск.
Мне такая перспектива не понравилась. Они, конечно, могут отправиться хоть в Рим, хоть к игровым автоматам «Третьего Рима» на Ленинградке, хоть к черту на кулички, но я этот волнующий момент уже не застану, потому что при подобном раскладе через два дня мне снесут башку.
— А что за мужик с ногтями говорил про какие-то внутренности?
— Это Сириус. Жрец! Его из Египта вывезли. Он своей магией околдовал Тита! Тот поступает так, как напророчит Сириус. А Сириус каждый день что-нибудь выдумывает. Скажет мудреную фразу, а через неделю раскрывает подробно, как она сбылась. Истолковывает. Хотя там не поймешь ничего, что он говорил до этого. Но Тит ему верит. А ты перечил Сириусу. А Сириус злопамятны-ы-ый…
Фрагмент 47. Пещерный шпиль.
Мы подошли к палатке. На солнышке грелся, восседая на крохотном складном стульчике за портативным столиком, мужик лет тридцати в забавно навьюченных одеждах. Он имел стильную щетину недельной выдержки, удлиненные волосы, но не патлы, как ученики Иоанна. Аристократизма добавлял тонкий нос с горбинкой, аккуратный подбородок и высоченный лоб с намечающимися залысинами.
Когда мы встали прямо перед ним и он понял, что мы пришли по его душу, глазки у него забегали и более не останавливались. Они были всюду и нигде и никак не могли обрести покой.
— Тит велел привести к тебе этого чужеземца, — безо всякого приветствия отчеканил Приск. — Он позабавит тебя рассказами, поживет в твоей палатке два дня, а потом ему палатки вообще не понадобятся.
— О, как я благодарен Титу за заботу о моем…
— Расскажи ему для начала, — прервал его на полуслове Приск, — расскажи, как ты дружков своих зарезал.
— Я выполнял Божью волю, — обиделся Йосеф. Но Приск его не дослушал. Развернулся и пошел,
оставив в отдалении стражу.
— Грубый солдат, не понимает смысла истории, поэтому прямолинеен в оценках. Ну да ладно —давай знакомиться… Я — иудейский генерал. Бывший… Флавий. Йосеф Флавий.
— Бонд. Джеймс Бонд, — отшутился я, но он не понял юмора. — Меня зовут Глеб.
— Странное имя. Никогда такого не слышал.
— Русское имя. Правда, довольно редкое.
— Русское… Это такой народ?
— Да, я — русский.
— А как сюда попал?
Тут я почувствовал, что наши отношения осложнятся, если я изложу цепочку событий, случившихся со мной за последние сутки. Поэтому я передернул тему:
— А что за история, о которой говорил Приск?
— Присаживайся.
Йосеф жестом завхоза выудил из-за спины такой же микроскопический раскладной стульчик, как и тот, на котором он сам сидел, и предложил дубликат мне, тем самым подразумевая, что рассказ будет долгим.
— Дело было при осаде Йодфата. Я ее возглавлял. У нас подобралось храброе войско. Мы долго держали город. На сорок седьмой день осады, когда закончились еда, питье и мы ослабели, Веспасиан и Тит узнали, что стража на крепостных стенах изнурена и после полуночи засыпает. И редко кто имеет силы бодрствовать. Им выдал эту тайну предатель. Из наших.
Меня позабавило, что Йосеф употребил с презрением то же слово «предатель», что и Приск в отношении его самого.
— Обычно евреи не предают друг друга, — убежденно уточнил Йосеф. — Даже под пытками. Но этот сам перебежал к врагу. И все рассказал. Тит вел войска под покровом ночи. Пятый и десятый легионы. Наутро они были везде. Они гнали нас вниз по склону, а мы даже не могли сопротивляться, потому что обезумевшие горожане, бегущие и падающие, сметали тех, кто находил в себе мужество дать последний бой. Я сам сцепился, уже без меча, с центурионом. Мы боролись во дворе какого-то дома, катались по земле и вдруг провалились в мрачную пустоту. Римлянин завопил, уцепился за проломленную нашими телами балку и выкарабкался наружу. Больше я его не видел. Я сильно ударился при падении затылком о камень и пролежал некоторое время, не сознавая, что со мной происходит.
Когда очнулся, сверху проникал слабый свет. Выбираться вслед за римлянином было опасно — меня наверняка искали. В углу валялась ветошь, и Верховный Промысл подтолкнул меня туда. Под ворохом тряпок
обнаружился потаенный ход. Я пополз и вскоре оказался в пещере, где сидели сорок человек.
— Что это у вас тут все интересное в пещерах происходит? — изумился я. — Как будто из жизни неандертальцев.
Йосеф не понял, поэтому продолжил ровно с того места, на котором я его прервал:
— Там были видные граждане, воины, и только одна женщина среди них. У нас была еда, и мы не чувствовали голода. Но неопределенность иногда хуже голода. Мы не знали, что происходит в городе, и томились от этого. Тогда мы решили послать на поверхность женщину. Казалось, женщина не вызовет подозрений. Но мы ошиблись. То, что она идет без детей, которых всегда великое множество в еврейской семье, насторожило патруль. Ее схватили, допросили, она испугалась и немедленно рассказала, где и с кем сидела в пещере. Римляне окружили нас и предлагали сдаться. Даже прислали моего друга Никанора, чтобы убедить довериться победителям, которые скорее восхищались нашим мужеством, чем ненавидели нас. Но мои соотечественники дышали гордостью и ненавистью, поэтому плену предпочитали самоубийство — омерзительнейший грех. Тогда я предложил им бросить жребий и убить друг друга. Так проще было выполнить это отвратительное дело.
— Жребий?! — История Йосефа как-то неожиданно пробудила во мне интерес. — А кто кого убивает?
— Того, на кого упадет жребий, убивает второй, следующий за ним. И вот — о чудо! — благодаря Божественному провидению я остался последним вместе с разумным мужем, которого легко убедил не приводить в действие чудовищный план. Всевышний хранил меня, когда…
— Так-так… — Цифры защелкали в голове арифметическими действиями. — Всевышний и Божественное провидение тут ни при чем. Ты просто встал в ряд шестнадцатым. И остался жив.
— Откуда ты знаешь?! — переполошился Йосеф — так, что даже стул под ним хрустнул от страха.