Из северных краёв приехал брат Веры со своей дочерью Татьяной. Она была ровесница Андрея, всего на 13 дней старше. Естественно, что со своей двоюродной сестрой он дрался и ругался всё своё детство не меньше, чем с родной. Она такая же язвительная и упёртая, как и он. Но в этот раз была совершенно другой, какой-то слишком спокойной и перепуганной.
Накануне вечером перед похоронами привезли в дом гроб с телом. Таков обычай, покойник последнюю ночь проводит дома. А где же в это время его душа? Похороны были назначены где-то на послеполуденное время, а с утра у гроба собрались ближайшие родственники – мать, бабушка и брат, и двери квартиры были открыты для всех желающих проститься. И началось – Летят самолёты – привет мальчишу! Идут пионеры – привет мальчишу! Люди шли, шли и шли! Как к Леониду Ильичу, который умер в тот же год. Пришла Галина Дмитриевна и привела всю подготовительную группу детского сада, куда ходила Леночка. В сентябре они все пойдут в школу. Маленькие дети ещё толком не понимали, что произошло, а многие не поняли и через 30 лет. Так они устроены – внутри всё прогнившее уже с самого детства.
В городе это было событие, вызвавшее настоящий ажиотаж, поэтому людям хотелось придти посмотреть на тело. В толпе мы все смелые, мы сочувствуем убитой девочке, как сочувствуем рабыне Изауре в бразильском сериале. А когда вдруг экран, разделяющий нас, исчезает, и мы остаёмся один на один с рабыней, сможем ли мы ей помочь? Выдержим ли вид кровоточащих человеческих внутренностей?
Гроб стали медленно выносить из дома. Перед погрузкой в машину его поставили в последний раз перед домом. Андрюшка понимал, что на улице много людей - пришли соседи, друзья родственники и просто зеваки. Когда же он вышел из подъезда, то просто не узнал собственный двор. Его не было видно из-за людской массы, стена человеческих тел создала огромный круг, в центре которого были его мать, бабушка и гроб с телом его младшей сестрёнки. Он не выдержал, испугался, убежал назад в квартиру, которая ещё минуту назад переполненная людьми, вдруг резко опустела. Только где-то тихо-тихо был слышен надрывный детский плач. Он заглянул в зал – там стояла у окна его двоюродная сестра Танька, заливаясь слезами и глядя на проходящую мимо окна похоронную процессию.
Зачем ты вернулся? Ты должен, ты обязан быть там со всеми! – проревела Танька.
Андрюшка выскочил на улицу и сел в один из автобусов, сопровождающих процессию. Они ещё какое-то время ждали, когда освободится от людей двор, и похоронная колонна вытянется во всю свою длину. Однако ей не было конца и края, люди тянулись, тянулись и тянулись. Наконец, поехали. По краям дороги, на тротуарах, между домов, в маленьких скверах – везде на протяжении всего пути стояли люди. Окна домов, балконы также были усеяны человеческими фигурами. Тысячи, тысячи людей. Сложно представить, что в городе жило столько человек, но многие приехали из соседних посёлков и городков. Для них это было событие.
Андрюшка увидел в автобусе своего дедушку, он сразу его и не заметил. Они так любили летом всей семьей на выходные ездить к нему в деревню.
После похорон толпы желающих помянуть брали штурмом квартиру Никитиных. Такого количества алкашей, бичей, бомжей в ней не было никогда. Первый заход, второй, третий, и только с четвёртой сменой смогли собраться за столом свои – друзья и родственники. Сидели в основном тихо, говорить какие-то речи практически никто не мог. Костя Васильев, уставший от бесконечной беготни и хлопот, связанных с последними событиями, ушёл в спальню Никитиных, чтобы на минутку уединиться. Там никого не было, и он мог пять минут посидеть в кресле и отдохнуть. Неожиданно ему стало казаться, что на него кто-то смотрит. Он не мог понять откуда. Вдруг в старом трюмо, стоявшем в углу, мелькнула тень. Костя вздрогнул.
- Нет показалось. Это грузовик проехал на улице.
Квартира Никитиных находилась на первом этаже, и окна спальни выходили на проезжую часть.
Часть IV– Справедливая
Суд над Борькой проходил осенью, примерно через полгода после убийства. Ход следствия контролировала сама прокурор Зимина, у которой было желание найти истинного виновника преступления. Её смущал хилый вид Борьки, у которого, по её мнению, вряд ли хватило сил сорвать электропроводку и связать руки ребёнка с такой силой, что из них пошла кровь. Ей было ясно, что такое мог сделать только здоровый взрослый мужик, каковым и был 30-летний Сергей Перфильев. Она догадывалась, что это сделал кто-то из милиционеров, но кто конкретно? Зимина была уверена, что многие из них способны на убийство. Сколько раз в обезьяннике умирали бичи от побоев, но судебно-медицинская экспертиза констатировала или сердечный приступ, или инсульт.
В день ареста Борьку привезли в камеру предварительного заключения, которая накануне была очищена от посторонних. Часть задержанных была отпущена под домашний арест, часть переведена в областное КПЗ. Борьку избивали на протяжении нескольких часов, прежде, чем он подписал признательные показания. Он, в принципе, от страха и боли был готов подписать всё, что угодно, сразу же на первых минутах издевательств. Однако Сергею хотелось быть уверенным наверняка, что Борька запуган настолько, что не под каким давлением не признается, что он не убийца и насильник.
Для Зиминой было удивительно, что многие данные экспертизы подтверждали виновность Борьки. Например, сперма на трусах, отпечатки пальцев на одежде девочки. Ей было сложно представить, что в этом деле замешан его родственник – Сергей. Хотя, родители и старшие братья и сёстры Борьки были в курсе происходящего. Они знали правду, но боялись, не связывались с зятем, знали какой он тиран, видели, как избивает свою жену Светку и своих же детей. А жаловаться было некому, он же и был представитель власти. Да особенно никто и не стремился добиваться справедливости. Семья жила очень бедно, главная забота – поиски источников пропитания. Борька нигде не работал и не учился, сидел на шее у родителей. Мать, конечно, поняла сразу, чем закончится это дело, немножко поплакала, подумав:
- Ну что ж отсидит, глядишь - ума немного наберётся. Только бы не расстреляли!
Где-нибудь в магазине или на улице ей постоянно приходилось выслушивать упрёки соседей.
- Он не убивал! Это не он!
- А кто же?