Но Клио и без помощи Мэтта остановился. Потом я поняла, что грека задержали из-за оружия. Он был в бешенстве и буквально навис над охранником, который несмотря ни на что своих позиций не уступал.
И уже скрывшись за стеклянной дверью, я вздрогнула, потому что, еще раз оглянувшись, встретилась взглядом с Клио. Пробрало до костей. Самое главное, он смотрел не со злостью или ненавистью…
Хотя далеко как-то было… Может показалось? Как и сказал сам Кавьяр — это разочарование. Ни что иное. Он буравил меня своим упрямым взглядом, нахмурив брови, и как бы говоря — не отступлюсь. Решительность в позе грека заставила меня занервничать еще сильнее.
Сердце грохотало так, что закладывало уши. И даже в самолете, который успел взлететь, я не могла успокоиться и сообразить, что, наконец, свободна.
Выполню часть своей сделки, а там к Ханне вернусь.
Уснуть не удавалось и несколько часов мне пришлось бороться с приступами паники. И вовсе не потому, что я боялась перелетов — вообще, не боялась — а по причине неожиданно обретенной свободы. И если бы не люди Уильямса — а то, что они находились в этом самолете, сомнений не возникало — то вполне можно было бы направиться прямиком в посольство. Но сделка. Нужно было вначале выполнить условие блондина.
И какого черта я вообще переживаю? Разве не этого добивалась? Мне давно хотелось уничтожить грека. Но отчего-то на сердце было тяжело.
Слезы? Бог ты мой, я прослезилась. Это было настолько неожиданно и непривычно. Давно я не позволяла себе этого…
В конце концов, все складывалось хорошо и нечего было расклеиваться. Не должно меня волновать, что там дальше будет с греком.
Но все равно было очень страшно.
Был ли у меня этот чертов синдром заложника? Стокгольмский синдром? Иначе не объяснить мой ужас и нестерпимое желание вернуться. К тому же мне вовсе не хотелось подставлять грека именно сейчас и именно грязными руками Уильямса. Поступив так, я приравнивалась ко всем самым неприятным личностям из «Черного Креста». Мне и бежать-то не стоило, потому что уже я нарвалась по-настоящему…
Боже-боже-боже, Летти! О чем ты? Кавьяр — человек, который избивал тебя, насиловал, унижал. И ты после этого еще сомневаешься в правильности своих действий? Здесь в пору в адекватности своей засомневаться, и в стабильности психики. Может, я давно уже умом тронулась и не заметила? Никогда, похоже, не смогу разобраться в этом дерьме.
Однако кое-что я решила точно: оказавшись в Англии, попытаюсь сбежать от людей Мэттью. А там сама решу, как связаться с Ханной.
На этой более или менее позитивной ноте мне удалось уснуть, сладко и без сновидений, а такого не случалось давно.
Скоро увижу дождь, скоро услышу чистую английскую речь, скоро почувствую влажный ноябрьский холод. Совсем скоро… Жаль только, неприятное сосущее чувство где-то внутри, даже во сне не отпустило.
Глава 19
Лондон. Свинцовая пелена над небом и мелкий моросящий дождь. Ничто не могло испортить моего настроения. Выспавшись за время полета и почувствовав себя гораздо лучше, я с ясностью осознавала, что все не так уж и плохо. В конце концов, рано или поздно я должна была сбежать от Кавьяра. С чьей-либо помощью или в одиночку — неважно. Все равно попыталась бы.
Между тем, парни Уильямса упрямо тащились по моим следам и даже тогда, когда я скользнула в какую-то кафешку, тут же возникли на пороге. Пришлось сделать вид, что я вовсе не собиралась прятаться, мол, просто дождь льет и холодно. Тоненькая ветровка, кроссовки, предоставленные мне Мэттом — и с чьих ног он их снял? — вообще не защищали от промозглой погоды Лондона. Замерзшими пальцами я отсчитала бармену нужное количество денег и, забрав чашку с горячим чаем, подхватила блюдце с ароматным пончиком. Я давилась слюной, но старалась есть как можно спокойнее. Моя «охрана» восседала на расстоянии нескольких столиков, поэтому скрыться нельзя было в принципе. Да и посетителей маловато.
Так, Летти, придется включить твои все еще спящие мозги и придумать план действий.
Покончив с едой, я взглянула в окно, откинувшись на спинку стула.
Не могу поверить. Неужели я не в Марокко? Это так… неожиданно. Столица Англии со своими шумными многолюдными улицами, непрерывной вереницей машин и неоновыми вывесками, радовали глаз. И я продолжала таращиться на прохожих, снующих за окном. Так хотелось встать и покинуть кафе, не боясь слежки, приехать в посольство и, наконец, вернуться к Ханне, моей пусть и не родной, но любимой матери.
Да, нервы были совсем не в порядке — вновь слезы навернулись. Я крайне редко Ханну называла своей мамой, даже мысленно.